Иосиф Бродский — От окраины к центру: Стих.  Бродский И.А. Стихотворения. От окраины к центру Значит нету разлук существует громадная встреча


Вернуться к списку произведений автора

Бродский Иосиф

* * *
От окраины к центру

Вот я вновь посетил
эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских и аркадию фабрик,
рай речный пароходов,
я опять прошептал:
вот я снова в младенческих ларах.
Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок.

Предо мною река
распласталась под каменно-угольным дымом,
за спиною трамвай
прогремел на мосту невредимом,
и кирпичных оград
просветлела внезапно угрюмость.
Добрый день, вот мы встретились, бедная юность.

Джаз предместий приветствует нас,
слышишь трубы предместий,
золотой диксиленд
в черных кепках прекрасный, прелестный,
не душа и не плоть -
чья-то тень над родным патефоном,
словно платье твое вдруг подброшено вверх саксофоном.

В ярко-красном кашне
и в плаще в подворотнях, в парадных
ты стоишь на виду
на мосту возле лет безвозвратных,
прижимая к лицу недопитый стакан лимонада,
и ревет позади дорогая труба комбината.

Добрый день. Ну и встреча у нас.
До чего ты бесплотна:
рядом новый закат
гонит вдаль огневые полотна.
До чего ты бедна. Столько лет,
а промчались напрасно.
Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна.

По замерзшим холмам
молчаливо несутся борзые,
среди красных болот
возникают гудки поездные,
на пустое шоссе,
пропадая в дыму редколесья,
вылетают такси, и осины глядят в поднебесье.

Это наша зима.
Современный фонарь смотрит мертвенным оком,
предо мною горят
ослепительно тысячи окон.
Возвышаю свой крик,
чтоб с домами ему не столкнуться:
это наша зима все не может обратно вернуться.

Не до смерти ли, нет,
мы ее не найдем, не находим.
От рожденья на свет
ежедневно куда-то уходим,
словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.

Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.

Как легко нам дышать,
оттого, что подобно растенью
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью
или больше того -
оттого, что мы все потеряем,
отбегая навек, мы становимся смертью и раем.

Вот я вновь прохожу
в том же светлом раю - с остановки налево,
предо мною бежит,
закрываясь ладонями, новая Ева,
ярко-красный Адам
вдалеке появляется в арках,
невский ветер звенит заунывно в развешанных арфах.

Как стремительна жизнь
в черно-белом раю новостроек.
Обвивается змей,
и безмолвствует небо героик,
ледяная гора
неподвижно блестит у фонтана,
вьется утренний снег, и машины летят неустанно.

Неужели не я,
освещенный тремя фонарями,
столько лет в темноте
по осколкам бежал пустырями,
и сиянье небес
у подъемного крана клубилось?
Неужели не я? Что-то здесь навсегда изменилось.

Кто-то новый царит,
безымянный, прекрасный, всесильный,
над отчизной горит,
разливается свет темно-синий,
и в глазах у борзых
шелестят фонари - по цветочку,
кто-то вечно идет возле новых домов в одиночку.

Значит, нету разлук.
Значит, зря мы просили прощенья
у своих мертвецов.
Значит, нет для зимы возвращенья.
Остается одно:
по земле проходить бестревожно.
Невозможно отстать. Обгонять - только это возможно.

То, куда мы спешим,
этот ад или райское место,
или попросту мрак,
темнота, это все неизвестно,
дорогая страна,
постоянный предмет воспеванья,
не любовь ли она? Нет, она не имеет названья.

Это - вечная жизнь:
поразительный мост, неумолчное слово,
проплыванье баржи,
оживленье любви, убиванье былого,
пароходов огни
и сиянье витрин, звон трамваев далеких,
плеск холодной воды возле брюк твоих вечношироких.

Поздравляю себя
с этой ранней находкой, с тобою,
поздравляю себя
с удивительно горькой судьбою,
с этой вечной рекой,
с этим небом в прекрасных осинах,
с описаньем утрат за безмолвной толпой магазинов.

Не жилец этих мест,
не мертвец, а какой-то посредник,
совершенно один,
ты кричишь о себе напоследок:
никого не узнал,
обознался, забыл, обманулся,
слава Богу, зима. Значит, я никуда не вернулся.

Слава Богу, чужой.
Никого я здесь не обвиняю.
Ничего не узнать.
Я иду, тороплюсь, обгоняю.
Как легко мне теперь,
оттого, что ни с кем не расстался.
Слава Богу, что я на земле без отчизны остался.

Поздравляю себя!
Сколько лет проживу, ничего мне не надо.
Сколько лет проживу,
сколько дам на стакан лимонада.
Сколько раз я вернусь -
но уже не вернусь - словно дом запираю,
сколько дам я за грусть от кирпичной трубы и собачьего лая.

Вот я вновь посетил эту местность любви, полуостров заводов, парадиз мастерских и аркадию фабрик, рай речный пароходов, я опять прошептал: вот я снова в младенческих ларах. Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок. Предо мною река распласталась под каменно-угольным дымом, за спиною трамвай прогремел на мосту невредимом, и кирпичных оград просветлела внезапно угрюмость. Добрый день, вот мы встретились, бедная юность. Джаз предместий приветствует нас, слышишь трубы предместий, золотой диксиленд в черных кепках прекрасный, прелестный, не душа и не плоть -- чья-то тень над родным патефоном, словно платье твое вдруг подброшено вверх саксофоном. В ярко-красном кашне и в плаще в подворотнях, в парадных ты стоишь на виду на мосту возле лет безвозвратных, прижимая к лицу недопитый стакан лимонада, и ревет позади дорогая труба комбината. Добрый день. Ну и встреча у нас. До чего ты бесплотна: рядом новый закат гонит вдаль огневые полотна. До чего ты бедна. Столько лет, а промчались напрасно. Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна. По замерзшим холмам молчаливо несутся борзые, среди красных болот возникают гудки поездные, на пустое шоссе, пропадая в дыму редколесья, вылетают такси, и осины глядят в поднебесье. Это наша зима. Современный фонарь смотрит мертвенным оком, предо мною горят ослепительно тысячи окон. Возвышаю свой крик, чтоб с домами ему не столкнуться: это наша зима все не может обратно вернуться. Не до смерти ли, нет, мы ее не найдем, не находим. От рожденья на свет ежедневно куда-то уходим, словно кто-то вдали в новостройках прекрасно играет. Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает. Значит, нету разлук. Существует громадная встреча. Значит, кто-то нас вдруг в темноте обнимает за плечи, и полны темноты, и полны темноты и покоя, мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою. Как легко нам дышать, оттого, что подобно растенью в чьей-то жизни чужой мы становимся светом и тенью или больше того -- оттого, что мы все потеряем, отбегая навек, мы становимся смертью и раем. Вот я вновь прохожу в том же светлом раю -- с остановки налево, предо мною бежит, закрываясь ладонями, новая Ева, ярко-красный Адам вдалеке появляется в арках, невский ветер звенит заунывно в развешанных арфах. Как стремительна жизнь в черно-белом раю новостроек. Обвивается змей, и безмолвствует небо героик, ледяная гора неподвижно блестит у фонтана, вьется утренний снег, и машины летят неустанно. Неужели не я, освещенный тремя фонарями, столько лет в темноте по осколкам бежал пустырями, и сиянье небес у подъемного крана клубилось? Неужели не я? Что-то здесь навсегда изменилось. Кто-то новый царит, безымянный, прекрасный, всесильный, над отчизной горит, разливается свет темно-синий, и в глазах у борзых шелестят фонари -- по цветочку, кто-то вечно идет возле новых домов в одиночку. Значит, нету разлук. Значит, зря мы просили прощенья у своих мертвецов. Значит, нет для зимы возвращенья. Остается одно: по земле проходить бестревожно. Невозможно отстать. Обгонять -- только это возможно. То, куда мы спешим, этот ад или райское место, или попросту мрак, темнота, это все неизвестно, дорогая страна, постоянный предмет воспеванья, не любовь ли она? Нет, она не имеет названья. Это -- вечная жизнь: поразительный мост, неумолчное слово, проплыванье баржи, оживленье любви, убиванье былого, пароходов огни и сиянье витрин, звон трамваев далеких, плеск холодной воды возле брюк твоих вечношироких. Поздравляю себя с этой ранней находкой, с тобою, поздравляю себя с удивительно горькой судьбою, с этой вечной рекой, с этим небом в прекрасных осинах, с описаньем утрат за безмолвной толпой магазинов. Не жилец этих мест, не мертвец, а какой-то посредник, совершенно один, ты кричишь о себе напоследок: никого не узнал, обознался, забыл, обманулся, слава Богу, зима. Значит, я никуда не вернулся. Слава Богу, чужой. Никого я здесь не обвиняю. Ничего не узнать. Я иду, тороплюсь, обгоняю. Как легко мне теперь, оттого, что ни с кем не расстался. Слава Богу, что я на земле без отчизны остался. Поздравляю себя! Сколько лет проживу, ничего мне не надо. Сколько лет проживу, сколько дам на стакан лимонада. Сколько раз я вернусь -- но уже не вернусь -- словно дом запираю, сколько дам я за грусть от кирпичной трубы и собачьего лая.

Вот я вновь посетил
эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских и аркадию фабрик,
4 рай речный пароходов,
я опять прошептал:
вот я снова в младенческих ларах.
Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок.

8 Предо мною река
распласталась под каменно-угольным дымом,
за спиною трамвай
прогремел на мосту невредимом,
12 и кирпичных оград
просветлела внезапно угрюмость.
Добрый день, вот мы встретились, бедная юность.

Джаз предместий приветствует нас,
16 слышишь трубы предместий,
золотой диксиленд
в черных кепках прекрасный, прелестный,
не душа и не плоть -
20 чья-то тень над родным патефоном,
словно платье твое вдруг подброшено вверх саксофоном.

В ярко-красном кашне
и в плаще в подворотнях, в парадных
24 ты стоишь на виду
на мосту возле лет безвозвратных,
прижимая к лицу недопитый стакан лимонада,
и ревет позади дорогая труба комбината.

28 Добрый день. Ну и встреча у нас.
До чего ты бесплотна:
рядом новый закат
гонит вдаль огневые полотна.
32 До чего ты бедна. Столько лет,
а промчались напрасно.
Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна.

По замерзшим холмам
36 молчаливо несутся борзые,
среди красных болот
возникают гудки поездные,
на пустое шоссе,
40 пропадая в дыму редколесья,
вылетают такси, и осины глядят в поднебесье.

Это наша зима.
Современный фонарь смотрит мертвенным оком,
44 предо мною горят
ослепительно тысячи окон.
Возвышаю свой крик,
чтоб с домами ему не столкнуться:
48 это наша зима все не может обратно вернуться.

Не до смерти ли, нет,
мы ее не найдем, не находим.
От рожденья на свет
52 ежедневно куда-то уходим,
словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.

56 Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
60 и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.

Как легко нам дышать,
64 оттого, что подобно растенью
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью
или больше того -
68 оттого, что мы все потеряем,
отбегая навек, мы становимся смертью и раем.

Вот я вновь прохожу
в том же светлом раю - с остановки налево,
72 предо мною бежит,
закрываясь ладонями, новая Ева,
ярко-красный Адам
вдалеке появляется в арках,
76 невский ветер звенит заунывно в развешанных арфах.

Как стремительна жизнь
в черно-белом раю новостроек.
Обвивается змей,
80 и безмолвствует небо героик,
ледяная гора
неподвижно блестит у фонтана,
вьется утренний снег, и машины летят неустанно.

84 Неужели не я,
освещенный тремя фонарями,
столько лет в темноте
по осколкам бежал пустырями,
88 и сиянье небес
у подъемного крана клубилось?
Неужели не я? Что-то здесь навсегда изменилось.

Кто-то новый царит,
92 безымянный, прекрасный, всесильный,
над отчизной горит,
разливается свет темно-синий,
и в глазах у борзых
96 шелестят фонари - по цветочку,
кто-то вечно идет возле новых домов в одиночку.

Значит, нету разлук.
Значит, зря мы просили прощенья
100 у своих мертвецов.
Значит, нет для зимы возвращенья.
Остается одно:
по земле проходить бестревожно.
104 Невозможно отстать. Обгонять - только это возможно.

То, куда мы спешим,
этот ад или райское место,
или попросту мрак,
108 темнота, это все неизвестно,
дорогая страна,
постоянный предмет воспеванья,
не любовь ли она? Нет, она не имеет названья.

112 Это - вечная жизнь:
поразительный мост, неумолчное слово,
проплыванье баржи,
оживленье любви, убиванье былого,
116 пароходов огни
и сиянье витрин, звон трамваев далеких,
плеск холодной воды возле брюк твоих вечношироких.

Поздравляю себя
120 с этой ранней находкой, с тобою,
поздравляю себя
с удивительно горькой судьбою,
с этой вечной рекой,
124 с этим небом в прекрасных осинах,
с описаньем утрат за безмолвной толпой магазинов.

Не жилец этих мест,
не мертвец, а какой-то посредник,
128 совершенно один,
ты кричишь о себе напоследок:
никого не узнал,
обознался, забыл, обманулся,
132 слава Богу, зима. Значит, я никуда не вернулся.

Слава Богу, чужой.
Никого я здесь не обвиняю.
Ничего не узнать.
136 Я иду, тороплюсь, обгоняю.
Как легко мне теперь,
оттого, что ни с кем не расстался.
Слава Богу, что я на земле без отчизны остался.

140 Поздравляю себя!
Сколько лет проживу, ничего мне не надо.
Сколько лет проживу,
сколько дам на стакан лимонада.
144 Сколько раз я вернусь -
но уже не вернусь - словно дом запираю,
сколько дам я за грусть от кирпичной трубы и собачьего лая.

Vot ya vnov posetil
etu mestnost lyubvi, poluostrov zavodov,
paradiz masterskikh i arkadiyu fabrik,
ray rechny parokhodov,
ya opyat prosheptal:
vot ya snova v mladencheskikh larakh.
Vot ya vnov probezhal Maloy Okhtoy skvoz tysyachu arok.

Predo mnoyu reka
rasplastalas pod kamenno-ugolnym dymom,
za spinoyu tramvay
progremel na mostu nevredimom,
i kirpichnykh ograd
prosvetlela vnezapno ugryumost.
Dobry den, vot my vstretilis, bednaya yunost.

Dzhaz predmesty privetstvuyet nas,
slyshish truby predmesty,
zolotoy diksilend
v chernykh kepkakh prekrasny, prelestny,
ne dusha i ne plot -
chya-to ten nad rodnym patefonom,
slovno platye tvoye vdrug podbrosheno vverkh saksofonom.

V yarko-krasnom kashne
i v plashche v podvorotnyakh, v paradnykh
ty stoish na vidu
na mostu vozle let bezvozvratnykh,
prizhimaya k litsu nedopity stakan limonada,
i revet pozadi dorogaya truba kombinata.

Dobry den. Nu i vstrecha u nas.
Do chego ty besplotna:
ryadom novy zakat
gonit vdal ognevye polotna.
Do chego ty bedna. Stolko let,
a promchalis naprasno.
Dobry den, moya yunost. Bozhe moy, do chego ty prekrasna.

Po zamerzshim kholmam
molchalivo nesutsya borzye,
sredi krasnykh bolot
voznikayut gudki poyezdnye,
na pustoye shosse,
propadaya v dymu redkolesya,
vyletayut taksi, i osiny glyadyat v podnebesye.

Eto nasha zima.
Sovremenny fonar smotrit mertvennym okom,
predo mnoyu goryat
oslepitelno tysyachi okon.
Vozvyshayu svoy krik,
chtob s domami yemu ne stolknutsya:
eto nasha zima vse ne mozhet obratno vernutsya.

Ne do smerti li, net,
my yee ne naydem, ne nakhodim.
Ot rozhdenya na svet
yezhednevno kuda-to ukhodim,
slovno kto-to vdali
v novostroykakh prekrasno igrayet.
Razbegayemsya vse. Tolko smert nas odna sobirayet.

Znachit, netu razluk.
Sushchestvuyet gromadnaya vstrecha.
Znachit, kto-to nas vdrug
v temnote obnimayet za plechi,
i polny temnoty,
i polny temnoty i pokoya,
my vse vmeste stoim nad kholodnoy blestyashchey rekoyu.

Kak legko nam dyshat,
ottogo, chto podobno rastenyu
v chyey-to zhizni chuzhoy
my stanovimsya svetom i tenyu
ili bolshe togo -
ottogo, chto my vse poteryayem,
otbegaya navek, my stanovimsya smertyu i rayem.

Vot ya vnov prokhozhu
v tom zhe svetlom rayu - s ostanovki nalevo,
predo mnoyu bezhit,
zakryvayas ladonyami, novaya Yeva,
yarko-krasny Adam
vdaleke poyavlyayetsya v arkakh,
nevsky veter zvenit zaunyvno v razveshannykh arfakh.

Kak stremitelna zhizn
v cherno-belom rayu novostroyek.
Obvivayetsya zmey,
i bezmolvstvuyet nebo geroik,
ledyanaya gora
nepodvizhno blestit u fontana,
vyetsya utrenny sneg, i mashiny letyat neustanno.

Neuzheli ne ya,
osveshchenny tremya fonaryami,
stolko let v temnote
po oskolkam bezhal pustyryami,
i sianye nebes
u podyemnogo krana klubilos?
Neuzheli ne ya? Chto-to zdes navsegda izmenilos.

Kto-to novy tsarit,
bezymyanny, prekrasny, vsesilny,
nad otchiznoy gorit,
razlivayetsya svet temno-siny,
i v glazakh u borzykh
shelestyat fonari - po tsvetochku,
kto-to vechno idet vozle novykh domov v odinochku.

Znachit, netu razluk.
Znachit, zrya my prosili proshchenya
u svoikh mertvetsov.
Znachit, net dlya zimy vozvrashchenya.
Ostayetsya odno:
po zemle prokhodit bestrevozhno.
Nevozmozhno otstat. Obgonyat - tolko eto vozmozhno.

To, kuda my speshim,
etot ad ili rayskoye mesto,
ili poprostu mrak,
temnota, eto vse neizvestno,
dorogaya strana,
postoyanny predmet vospevanya,
ne lyubov li ona? Net, ona ne imeyet nazvanya.

Eto - vechnaya zhizn:
porazitelny most, neumolchnoye slovo,
proplyvanye barzhi,
ozhivlenye lyubvi, ubivanye bylogo,
parokhodov ogni
i sianye vitrin, zvon tramvayev dalekikh,
plesk kholodnoy vody vozle bryuk tvoikh vechnoshirokikh.

Pozdravlyayu sebya
s etoy ranney nakhodkoy, s toboyu,
pozdravlyayu sebya
s udivitelno gorkoy sudboyu,
s etoy vechnoy rekoy,
s etim nebom v prekrasnykh osinakh,
s opisanyem utrat za bezmolvnoy tolpoy magazinov.

Ne zhilets etikh mest,
ne mertvets, a kakoy-to posrednik,
sovershenno odin,
ty krichish o sebe naposledok:
nikogo ne uznal,
oboznalsya, zabyl, obmanulsya,
slava Bogu, zima. Znachit, ya nikuda ne vernulsya.

Slava Bogu, chuzhoy.
Nikogo ya zdes ne obvinyayu.
Nichego ne uznat.
Ya idu, toroplyus, obgonyayu.
Kak legko mne teper,
ottogo, chto ni s kem ne rasstalsya.
Slava Bogu, chto ya na zemle bez otchizny ostalsya.

Pozdravlyayu sebya!
Skolko let prozhivu, nichego mne ne nado.
Skolko let prozhivu,
skolko dam na stakan limonada.
Skolko raz ya vernus -
no uzhe ne vernus - slovno dom zapirayu,
skolko dam ya za grust ot kirpichnoy truby i sobachyego laya.

Ot okrainy k tsentru

Djn z dyjdm gjctnbk
"ne vtcnyjcnm k/,db, gjkejcnhjd pfdjljd,
gfhflbp vfcnthcrb[ b fhrflb/ af,hbr,
hfq htxysq gfhjtvyjuj rhfyf rke,bkjcm?
Yte;tkb yt z? Xnj-nj pltcm yfdctulf bpvtybkjcm/

Rnj-nj yjdsq wfhbn,
,tpsvzyysq, ghtrhfcysq, dctcbkmysq,
yfl jnxbpyjq ujhbn,
hfpkbdftncz cdtn ntvyj-cbybq,
b d ukfpf[ e ,jhps[
itktcnzn ajyfhb - gj wdtnjxre,
rnj-nj dtxyj bltn djpkt yjds[ ljvjd d jlbyjxre/

Pyfxbn, ytne hfpker/
Pyfxbn, phz vs ghjcbkb ghjotymz
e cdjb[ vthndtwjd/
Pyfxbn, ytn lkz pbvs djpdhfotymz/
Jcnftncz jlyj:
gj ptvkt ghj}