Падение редуцированных в древнерусском языке. Процесс падения редуцированных в древнерусском языке Вопросы для повторения и закрепления изученного

В области согласных явления, вызванные падением редуцированных, были очень заметными.

1. Значительная часть лексики впервые получила последний закрытый слог, что привело к изменениям на конце слов.

Для звонких согласных эта позиция оказалась слабой, происходило ослабление напряжения голосовых связок и артикуляции, что обусловило оглушение конечных согласных: горо[т], ло[п], моро[с]. Процесс оглушения был длительным, завершился неодновременно по разным говорам, а в сев. рус. говорах (Костромская обл., Поветлужье), в вост. говорах Украины до сих пор сохраняется былая звонкость конечных согласных: моро[з], хлi[б]. Оглушение конечных звонких согласных звуков [в] и [в’] привело к появлению в древнерусских словах звуков [ф ] и [ф’ ], встречавшихся до этого лишь в заимствованных словах: [покровъ ] > [покроф], [кръв’ь ] > [кроф’].

Другим процессом была потеря мягкости конечным губным согласным, и в первую очередь, звуком [м’ ]. Как известно, в окончании тв. пад. ед. ч. м.-ср. р. существительных и кратких прилагательных, а также в тв. и мест.п. ед.ч. местоимений и полных прилагательных было -мь : городъмь, сынъмь, молодымь, тÝмь, о томь. После падения редуцированных конечный [м’] постепенно отвердел: городом , сыном , молодым , тем , о том . Тот же процесс происходил и в формах 1 л. ед. ч. нетематических глаголов: дамь > дам , Ýмь > ем . Конечный [м’] не отвердевал, если мягкость его поддерживалась аналогией с другими формами слова, где мягкость согласного сохранялась, например, в числительных: семь - семи , семь ю, восемь - восьми , восемь ю; здесь сказалось и влияние других числительных - пять, шесть, девять, десять.

На конце слов после падения редуцированных могли оказаться неудобопроизносимые сочетания согласных , которые упрощались . Например, сочетания шумного согласного и плавного [л] или сочетание [р + л], при этом утрачивался плавный (в формах м. р ед. ч. действительного причастия прошедшего времени, входившего в состав аналитических форм глагола): пекл ъ , несл ъ , сохл ъ , везл ъ , могл ъ , умьрл ъ > пек_, нес_, сох_, вез_, мог_, умер_. В русском языке в этой форме появился новый тип суффикса - нулевой – со значением прошедшего времени. Если же за группой согласных следовал гласный звук окончания, то [л] сохранялся: пекл а, несл а, гребл а, сохл а, могл а, везл а.

2. Процессы, вызванные падением редуцированных в середине слов , на стыке морфем (корня и приставки, корня и суффикса), были более многочисленными и значительными.

После падения редуцированных в пределах одного слога могли оказаться согласные звуки, разные по качеству - мягкие рядом с твердыми, глухие рядом со звонкими. Это вызывало многочисленные процессы ассимиляции .

а). Ассимиляции по твердости - мягкости в славянских языках, в том числе и в русском, в основном, регрессивные : > ; > . Ассимиляция по мягкости весьма убедительно отражена в памятниках, например: вь зяша < въ зяша, сь вÝдÝтель < съ вÝдÝтель, любь ви < любъ ви, где буква ь является только показателем мягкости согласного. В дальнейшем мягкость согласного сохранялась или утрачивалась. Например, сохранили мягкость губные: [в’ м’ ]есте, [в’ -д’ ]еле; и зубные согласные: ве[з’ д’ ]е, [з’ д’ ]елать, ба[н’ ш’ ]ик. В других случаях мягкость утрачивается, например: [дв’ ]ерь > [д’ в’ ]ерь > [дв’ ]ерь; [св’ ]ет > [с’ в’ ]Ýтъ > [св’ ]ет; [съ в’ ]ÝдÝтель > [с’ в’ ]ÝдÝтель > [св’ ]идетель. Нередко такие явления связаны с индивидуальным произношением и являются неустойчивыми.

В ряде говоров заднеязычные согласные в положении после мягких согласных подвергаются прогрессивной ассимиляции по мягкости: ба[т’ к’ ]а, ре[т’ к’ ]а, бо[ч’ к’ ]а, до[ч’ к’ ]а. Заднеязычный согласный сохраняет свое качество, приобретает дополнительный признак - палатальность. В памятниках (московских и написанных на территориях близ Москвы) такое произношение отражается с XV в.: бочкю , володкю , степанкя . Оно неизвестно другим восточнославянским языкам (укр. и белор.), следовательно, это более позднее явление. Смягчается, в основном, звук [к] и очень редко смягчаются звуки [г] и [х]: О[л’г’]a (возможно, здесь [г’]-фрикативный), наве[р’х’]y.

Регрессивная ассимилиция по твердости представлена в формах полных прилагательных с суффиксом -ьн-, например, кра[с’ ь н]ыи > кра[сн]ый; ме[д’ ь н]ый > ме[дн]ый; вÝ[р’ ь н]ыи > вÝ[рн]ый. Прoцесс отвердения неодновременно распространялся на разные группы согласных. В первую очередь отвердели зубные - крас ный, род ной, мед ный, сквоз ной . Затем и другие согласные - вер ный, ум ный . Но [л’] до сих пор сохраняет мякгость (не подвергается ассимиляции по твердости) - бо[л’ н]ой, си[л’ н]ый, во[л’ н]ый.

б). Ассимиляции по глухости - звонкости харатеризуются в русском языке большей устойчивостью и регулярностью.

Ассимиляции по звонкости прекрасно сохраняются в современном произношении, но им нет места в орфографии русского литературного языка, где осуществляется морфологический принцип написания - сохранение единства морфемы.

Примеры: [съ б˙]ежалъ > [зб ’]ежал; [съ г]орÝлъ > [зг ]орел; [съ ж’]алъ > [зж ]ал > [жж ]ал. В последнем примере представлена полная ассимиляция – к ассимиляции по звонкости добавляется и ассимиляция по месту образования . Особенно интересны те случаи ассимиляций, которые закрепились на письме, что способствовало ослаблению связи с родственными словами, а в некоторых случаях привело к деэтимологизации слов. Например: др.р. къ -дÝ (ср. къ-то, къ-и, къ-гда), сь дÝсь (сьи, сего) > где , здесь; др.р. свать ба (сват, сватать) > свадьба; стьга (стьжька) > сга > зга (ни зги не видно). В памятниках XI в. встречается слово съ -доровъ , где съ - приставка, доров- корень, что находит соответствия в греч. δόρυ (и.-е.*doru-) и санскр. dāru – «дерево», т.е. первоначальное значение слова съдоров – «крепкий, как дерево». Но уже в XII в. на чаре Владимира отмечено написание - здоровье: «à ñå ÷àðà êÍ0 ÂîëîäÈÌåðîÂà äàÂûäîÂÈ÷ÿ êòî Èç Íå4 ïü4òü òîìó Íà çä îðîâü4».

Ассимиляции по глухости также регулярны в современном произношении, но не отражаются в написании: съ казъ ка > ска[ск ]а; лавъ ка > ла[фк ]а. Лишь в отдельных случаях ассимиляции по глухости закрепились на письме, например: пчела из др.р. бъ чела (ср. в укр. другое направление ассимиляции - прогрессивное и, как следствие, ассимиляцию по звонкости - бджола из др.р. бъ чела ). В этом слове исконно был звонкий согласный, слово имело родственные связи с такими словами, как бык, бучень (в говорах бучень - « шмель») и было мотивировано («издавать резкий, громкий звук»). С закреплением нового произношения на письме слово пчела утратило мотивированность и выпало из гнезда родственных слов. Другой пример: затхлый . Какова была внутренняя форма этого слова? Восстановим исконный согласный корня - за-дъ х- л-ыи. Корень тот же, что и в словах вз-дох , дых-ание, дух, дох-лый. Здесь представлены разные ступени исторического чередования гласных. Следовательно, первоначальное значение др.р. слова задъхлыи – «задохнувшийся, потерявший дыхание». Ср. архан. тх -лица – «рыба, задохнувшаяся в воде». Однокоренным по происхождению является и укр. слово тх iр – « хорек» из др.р. дъ х -орь. В украинском языке это слово стало выступать в новом звуковом облике, отражающем ассимиляцию по глухости, как и в других славянских языках (ср., например, белор. тх ор, чеш. tch oř, словац. tch or), и утратило внутреннюю форму – «вонючее, дурно пахнущее животное» (в семантическом отношении есть параллель, например, во французском языке: putois – «хорек» < ст.франц. put – «вонючий» < лат. putidus – «гнилой, зловонный»). В русском слове хорь , хорек отражен другой фонетический процесс, связанный с падением редуцированных, - упрощение группы согласных (дъ х орь > тх орь > х орь).

После падения редуцированных иногда возникали неудобопроизносимые, непривычные сочетания согласных, в таких случаях в произношении происходило упрощение групп согласных .

В современном русском языке образовалась целая группа слов с так называемыми непроизносимыми согласными: се[рц]е, со[нц]е, пра[з’н’]ик, ле[с’н’]ица, чу[ств]а и т. д. Новое произношение могло проникнуть в написание, что приводило к деэтимологизации. Ср.: бедро – бедр- ь цевая > бер цовая (кость); гърн- ьць (горшок) – гърн- ь чаръ > гон чар; пол ъ съ т инь никъ > полт инник; пол ъ въ т ора > полт ора; чьсть – чь ст- ити > чт- ить – «воздавать почести, почитать», но сохранилось и слово чест- ить при выравнивании по аналогии с родственным словом честь и развитии противоположного значения – «ругать».

Kaк особую разновидность упрощения групп согласных, очевидно, можно рассматривать и такое явление как аффрикация , т.е. слияние в произношении двух согласных [тс] или [тш] в один звук - аффрикату [ц] или [ч’]. В современном русском языке аффрикация происходит в формах инфинитива и 3 л. ед и мн. ч. настоящего и будудущего простого времени возвратных глаголов, например: дра[ца] из др.р. дьратися , деру[ца] из др.р. деруть ся , держи[ца] из др.р. дьржиться . В отдельных случаях аффикация отразилась на письме, тогда слово получило новый облик и деэтимологизировалось. Ср.: дъ щанъ (дъ ска) > [тш’]ан > [ч’ ]ан ; Дь сна (правый приток реки) > [Тс]на > [Ц ]на . Ср. параллельные формы (паронимы) полных относительно-притяжательных прилагательных с суффиксом -(ь)ск-, которые появились на базе одной исконной формы. Если гласный в суффиксе -еск- восстанавливался по аналогии с краткой формой прилагательного, где редуцированный был сильным, аффрикации не возникало: казаческий < др.р. казачь скыи (ср. казачьскъ ), греческий < др.р. грьчь скыи (ср. грьчьскъ ), молодеческий < др.р. молодьчь скыи (ср. молодьчьскъ ). Но поскольку [ь ] в суффиксе в формах полных прилагательных оказывался в слабой позиции, он мог закономерно утратиться, что вызывало новые фонетические изменения в слове: грьчь скыи > гречскыи > гре[тш’с]кый > гре [ц ]кий (с утратой шипящего призвука и образованием свистящей аффрикаты). Слово получает к тому же новое значение. Ср. аналогично: казацкий , молодецкий, немецкий , рыбацкий , дурацкий , где [ц] - не результат древней палатализации, а следствие падения редуцированных, звук, образовавшийся на основе аффрикации после падения слабого редуцированного. Возможно, что новая аффриката [ц] отразилась на письме в этих случаях потому, что вполне привычно встраивается в ряд исторического чередования: [к] (в основе сущ.) / [ч] / [ц]. В других примерах аффрикация наблюдается только в произношении: горо[ц]кой, заво[ц]кой, лю[ц]кой (здесь еще и ассимиляция по глухости).

Диссимиляции , вызванные падением рудуцированных, были распространены в меньшей степени, чем другие процессы, а в литературном языке менее, чем в говорах. Диссимиляции происходят, в основном, по способу образования. Примеры: др.р. мягъ ко, льгъ ко > литературном произношении мя[хк ]о, льгъ ко > ле[хк ]о; др.р. къ то, къ кому, ногъ ти > (в говорах и просторечии) [хт ]о, [хк ]ому, но[хт ]и. На основе расподобления изменилось и произношение местоимения чь то. В литературном произношении [шт о] < [тш-то] (утратился первый взрывной элемент), а в сибирском просторечии - второй, что привело к аффрикации - [ч о] < [тш-то].

На основе диссимиляции и упрощения групп согласных возникло еще одно интересное явление, история которого не закончилась и в наши дни. Это произношение сочетания [чь н ]> [тшн ]> [шн ] (устраняется первый взрывной элемент). Впервые такая замена появляется в памятниках с XIV в., например, в еванг. 1304 г.: клюшн икъ < ключь никъ. В памятниках XV-XVI вв. такие сочетания уже обычны, см. в Домострое: пшенишн ые, грешн евая, бруснишн ая, перешн ица.

В моск. говоре (и на южных русских территориях) все без исключения сочетания [чь н] после утраты [ь ] должны были произноситься [шн ]. В северных, цокающих говорах (арханг., новг., костром.), где [ц] и [ч] не различаются (явление цоканья), группа согласных [ць н] (вм. [чьн]) изменилась в [сн ], ср.: еисн ица, пшенисн ый, молосн ый, столесн ик.

А в современном русском литературном языке произношение [шн] почти исчезло. Еще недавно произносительной нормой было: гре[шн]евая, я[шн]евая, моло[шн]ик, було[шн]ая. Сейчас допускается в произношении и було[чн]ая, и все чаще произносят моло[чн]ик, гре[чн]евая. Осталось лишь несколько слов, где [шн] – литературнвя произносительная норма: коне[шн]о, наро[шн]о, ску[шн]о, скворе[шн]ик, яи[шн]ица, шапо[шн]ый. В чем причины такого «обратного» процесса? Причин несколько. Во-первых, это влияние книжной стихии (в старославянском языке ничего подобного не было, и на письме сочетание чн сохранилось); во-вторых, воздействие аналогии, идущее от родственных слов (нач ало - начн у, ноч ь - ночн ой, дач а - дачн ый); в-третьих, омонимическое отталкивание, ср.: точный - тошный, точно - тошно, научный - наушный. Правда, и перечисленные причины до конца не объясняют, почему сохраняется произношение, типа печн ой, мучн ой, речн ой, ведь это слова бытовые (нет влияния книжной стихии) и нет опасности появления омонимии. Есть точка зрения, что такая неустойчивость произношения [чн] (даже у носителей хорошей литературной нормы) связана с усилением за последние 150-200 лет влияния северной русской нормы, где почти не было произношения [шн] (например, у Ломоносова). В современном языке закрепляется произношение [чн], поэтому в новых словах нет сочетания [шн]: ленточн ый, поточн ая, съемочн ый, многостаночн ый. Остатком на письме и в произношении является [шн] в фамилиях (Шапошн иков, Свешн иков, Калашн иков, Прянишн иков) и отчествах (Ильинишн а, Фоминишн а, Кузьминишн а, Лукинишн а). А также в словах дотошн ый (из доточьныи ) и двурушн ик (из двуручный , двуручничать - на жаргоне нищих «пользуясь теснотой в толпе, выставлять обе руки для выпрашивания милостыни»), как термин политического содержания - «человек, который под личиной преданности кому-либо действует в пользу враждебной стороны» - впервые употреблено в словаре Ушакова в1935 г. Ср. также укр. рушн ик (полотенце).

После утраты слабых редуцированных появились сочетания согласных , которые были исконно чуждыми славянским языкам:

а) сочетания согласных с [j ]: пе[р’jа] < др.р. пери я, коло[с’jа] < колоси я, се[м’jа] < семи я, хло[п’jа]< хлопи я, су[д’jа] < судия, дру[з’jа] < друзи я, т.е сочетания исконно твердых согласных с палатальным согласным, которые по ЗСС избегались. Согласный [j] сохранялся лишь после гласных (или в начале слова перед гласным), после согласных он, вызывая смягчение, так называемые j-процессы, ассимилировался еще в дописьменную праславянскую эпоху. Теперь эти сочетания остаются без изменения: ЗСС перестал действовать. Только в укр. и белор. языках и исконных юго-зап. русских говорах сочетания согласных с [j] пережили новые изменения: [j] снова подвергся ассимиляции согласным, который удлинился, ср. укр. житт я, судд я, свинн я, корiнн я, зiлл я, весiлл я и белор. жыцц я, судз я, калосс я, зелл е, карэнн я, вяселл я;

б) сочетания согласных [*tl ], [*dl ]в восточно- и южнославянских диалектах былиневозможны и еще вдописьменную эпохуупрощались, например, др.р. вел ъ < о.сл.*vedlъ, др.р. плел ъ< о.сл.*pletlъ. После падения редуцированных новые сочетания [тл ], [дл ] уже не упрощались: свÝть ло > светло, меть ла > метла, ть лÝти > тлеть, сÝдь ло > седло;

в) общеславянские сочетания [*kti ], [*gti ] по-разному изменились в диалектах: [чи ] - в вост.сл. (моч ь); [щи ] - в ю.сл. (мощ ь). После падения редуцированных стало возможно произношение но[кт ]и < др.р. ногъ ти, ло[кт ]и < др.р. локъ ти, ко[кт ]и < др.р. когъ ти;

г) изменение новых групп согласных в ряде случаев носило диалектный характер, например, в начале слова в сочетаниях [ръ ж], [ль н] после падения редуцированных оказывается нарушенным принцип постепенного возрастания звучности. В литературном языке изменения в этих сочетаниях не отмечены: ръ жаный > рж аной, ль няныи > льн яной, ръ жавыи > рж авый, ръ жати > рж ать. Но по говорам шло освобождение от труднопроизносимых сочетаний путем развития вторичного гласного в начале слова, причем, в акающих говорах развивался гласный [а] или [и], например, а рж аной, и рж авый, и льн яной, и рж ати, а в окающих говорах развивался гласный [о], например, о рж аной, о льн яной.

7. Оформление соотносительности согласных по признаку «глухость-звонкость»

Падение редуцированных обусловило оформление в русском языке соотносительности согласных по глухости-звонкости. До этого между глухими и звонкими согласными не было соотносительных связей (кроме звуков [з] и [с] в приставках), т. к. в древнерусском языке не было позиций нейтрализации - неразличения глухих и звонких согласных. В современном русском языке глухие и звонкие согласные противопоставлены друг другу только а) перед гласными, б) перед сонорными, в) перед согласными [в] и [j]. В остальных позициях глухие и звонкие парные согласные не различаются: на конце слов только глухие, перед звонкими - звонкие, перед глухими - глухие. Такие позиции появились после утраты слабых редуцированных. В особом положении при этом оказались сонорные и звуки [в] и [j]. Эти согласные не озвончают предшествующих глухих согласных (снял - знал, дрова - трамвай, свой - звон, слой - злой, съел – взъелся) и сами не оглушаются перед глухими согласными, за исключением звука [в]: [ф’п’]еред. Но такое оглушение отражается в памятниках довольно поздно, только с XVI в. Более позднее оглушение звука [в] по сравнению с другими согласными связано с близостью его к сонорным, сохранением в отдельных диалектах губно-губного образования (у нук, любоу , короу ), а также с непривычностью написания буквы ф в исконных словах для русских писцов.

Для большинства же русских согласных признак «глухости-звонкости» в определенных фонетических позициях перестал быть смыслоразличительным: прут - пруд: [прут] - < д, т >; глас - глаз: [глас] - < с, з >.

8 .Соотносительность согласных по признаку «твердость-мягкость»

Как известно, до падения редуцированных твердость или мягкость согласных звуков (за исключением исконно мягких) была обусловлена качеством следующего гласного. Такая ситуация сложилась после вторичного смягчения полумягких согласных: перед гласными переднего ряда возможны были только мягкие согласные, перед гласными непереднего ряда - только твердые. Лишь исконно мягкие согласные могли находиться еще и перед гласными непереднего ряда [а] и [у].

Освобождение признака твердости-мягкости согласных от позиционных условий было связано с утратой слабых редуцированных на конце слов. Мягкие согласные на конце слов (кроме [м]) сохранили свою мягкость и стали выступать в этой позиции наравне с твердыми согласными, таким образом, качество согласного перестало быть неразрывно связаным с качеством последующего гласного. Например: цÝ[пъ ] - цÝ[п’ь ], ко[нъ ] - ко[н’ь ]. После падения редуцированных эти слова стали различаться не качеством гласных ([ъ] или [ь]]), а качеством согласных: [п] – [п’], [н] – [н’], [б] – [б’], [т] – [т’], [р] – [р’], [л] – [л’], [ф] – [ф’], [м] – [м’], [с] – [с’], [з] – [з’], [д] – [д’], [в] – [в’]. Так вторично смягченные согласные приобрели статус самостоятельных фонем, следовательно, произошло увеличение количества согласных (в то время как количество гласных и их роль в структуре слова и звуковом облике слов уменьшилась). Фонетическая система русского языка преобразовывалась из вокалической в консонантную.

Тема III. Фонетические процессы древнерусского языка письменного периода, не связанные с падением редуцированных

1. Переход [e] в [o] (3-я лабиализация).

2. История звука [Ý].

3. История шипящих и [ц].

4. История заднеязычных согласных.

5. История аканья.

6. Редукция до нуля безударных гласных полного образования на конце слова.

1. Переход [e] в [o] (3-я лабиализация)

Переход [e] в [o] происходил в положении после мягкого согласного перед твердым (t’et > t’ot ), при этом мягкость согласного сохранялась: в’еду - в’ол, вес’елье - вес’олый, л’енок - л’он, п’есец - п’ос, кл’еновый - кл’он.

Предполагают, что косвенной причиной этого фонетического процесса явилось падение редуцированных, когда в пределах одного слога оказались гласный переднего ряда [e] и твердый согласный, под влиянием которого и происходила аккомодация гласного - лабиализация - и переход [e] в [o]: [н’ос]. (Ср. лабиализацию [*e] в поздний общеславянский период в в.сл. сочетаниях *telt > *tolt > *telet) В положенииперед мягким согласным гласный [e] сохраняется: [д’ен’, в’ес’, пл’ет’, п’еч’].Если же[о ] звучит на месте [е ]передмягким согласным или на конце слова, то это не фонетический процесс, а явление морфологической аналогии, например, весё ленький, тё тя, плечо , лицо , всё , твоё (подробнее см. ниже).

Переход [е] в [о] возник до разделения древнерусского языка, но развивался не одновременно во всех диалектах. (Хотя это явление было свойственно большинству говоров древнерусского языка, но некоторые, например, рязанские, тульские, пензенские его не знают.)

Раньше всего [е] изменился в [о] в северно-русских говорах и в говорах, легших в основу украинского языка (XII-XIII вв.). Переход t’et > t’ot осуществлялся здесь независимо от ударения: [в л’осу, в’осна, н’осу, б’ору] (так называемые ёкающие сев.русские говоры). В украинском языке результаты этого процесса сохранились лишь после шипящих и [j]: чо ловiк, жо на, чо рний, чо тирi, жо втий, вчо ра, чо бiт, мойо го, твойо го. В остальных случаях произошло отвердение согласных (это были согласные вторичного смягчения) перед [е]: [вэсэ]лий, [зэлэ]ний.

В южно-русских говорах [е] переходит в [о] позднее, после развития аканья (не ранее XIV в.), и осуществляется лишь под ударением, т.к. в безударном положении в акающих говорах [о] не произносится: [м’од, л’од, л’ож]а.

Таким образом, если определять хронологические рамки 3-ей лабиализации в древнерусском языке, то начало изменения [е] в [о] надо отнести к периоду не ранее XII века, когда смягчились полумягкие согласные (к. XI в.), т.к. переход осуществлялся и после вторично смягченных согласных, и уже утратились редуцированные (2-ая половина XII в.), поскольку в [о] переходил и гласный [е] из [ь] в сильной позиции.

Памятники отражают лабиализацию преимущественно после исконно мягких согласных (шипящих и [ц’]) с к. XII в., а особенно с XIII в. Например: блажо нъ, съкажо мъ, чо рный, пришо лъ, жо нка, купцо въ . Реже - после мягких согласных вторичного смягчения, например: рубло въ, озо ра, госто мо, на со мъ Поморьи, Елео на, Фо дор, Семо н (новг., двинск. грамоты). Эта редкость объясняется отсутствием специальной буквы. Буква ю (йотированная о ) была уже занята, обозначала [’у] после мягкого или . Были попытки изобразить [’о] с помощью ьо, ео, ио, о , но в последнем случае после вторично мягких согласных могла возникнуть путаница: во л [вол - в’ол], но с [нос - н’ос].

Для церковнославянского кириллического алфавита, который использовался на Руси до н. XVIII в., особый знак для обозначения [’о] после мягкого согласного был не нужен: буква е стала использоваться и в этой функции. Всего она получила 5 функций: для обозначения звуков [е] и [о] после мягкого, и - се лу, села , ель , елка ; а кроме того, ее еще использовали и для обозначения начального [э] в заимствованных словах. В XVIII в. разные авторы пытались обозначать [’о] диграфами ио, jо, iо . Но Ломоносов в «Российской грамматике» эти способы не утвердил. В 1797 г. в Альманахе «Аонида» Карамзин предложил букву ё , которую используют и теперь, но лишь в учебниках для начальных классов, в словарях и в том случае когда могут возникнуть омонимы, типа вс е - вс ё . Для обозначения [о] после шипящих в современной орфографии употребляется как буква е , так и о , например, ключо м, шо в, шо рох, но че рт, ше пот, хотя для различного написания нет достаточных оснований (см. и другие орфограммы). Так что, можно сказать, и в современном русском литературном языке 3-я лабиализация отражается непоследовательно.

В определенный период русского языка переход [е] в [о] перестал быть живым процессом. И этот период можно определить с помощью относительной хронологии. Вспомним, что [ж’, ш’, ц’] в древнерусском языке были исконно мягкими и отвердели поздно. При этом перед [ж] и [ш], которые отвердели в XIV в., переход [е] в [о] еще наблюдается, ср.: и[д’ош], моло[д’ож]и, [л’ож]а, ик. Но перед [ц], отвердевшим только к XVI в., перехода нет: отец, конец, молодец . Значит, в XIV в. переход был живым процессом, раз он происходил перед новыми твердыми согласными – [ж, ш], а в XVI в. уже нет. И в иноязычных словах, заимствованных позже, [е] в [о] не переходит: патент, газета, момент, берет .

Кроме заимствованной лексики, в некоторых группах слов современного русского языка при наличии всех необходимых условий (позиция t’еt), также отсутствует переход [е] в [o], другими словами, наблюдаются «отклонения» в переходе. В каких случаях эти отклонения встречаются и как их можно объяснить?

1. В словах с исконным звуком [Ý] . Как известно, звук [е] в русском языке может восходить к древнерусскому [е], [ь] или [Ý]. В [о] переходил [е] из [е] и [ь], например, жена-жён, сестра-сестёр, пенёк, тёмный . Но [е] из [Ý] оставался без изменения, например: др.р. бÝлыи > белый, др.р. мÝхъ > мех. Это объясняется тем, что в эпоху, когда переход был живым фонетическим процессом, [Ý] еще отличался от [е], поэтому в русском языке нет перехода в [о] в словах, типа хлеб, свет, лес, серый, дело, мел, нет, колено и т. д.

2. В словах старославянского и церковнославянского происхождения . Старославянский и церковнославянский языки не знали перехода [е] в [о]. Поэтому в словах, пришедших в русский язык из старославянского через церковнославянский, сохраняется [е], например: небо, крест, пещера, перст, надежда . В то время как в собственно русских словах того же корня звучит [о]: нёбо, перекрёсток, Печора, напёрсток, надёжный . Хотя буква е передавала и [’о], под влиянием церковнославянского произношения требовалось читать как написано, поэтому переход [е] в [о] отсутствует и в более широком круге книжных слов, особенно это характеризовало поэтическую речь XVIII-XIX вв. В соответствии с разработанной М.В. Ломоносовым теорией «трех штилей», отсутствие перехода [е] в [о] является характерной чертой высокого стиля. Ср.: «На холмах пушки, присмирев , прервали свой голодный рев » (А. Пушкин). «Когда в товарищах согласья нет , на лад их дело не пойдет » (И. Крылов).

3. В лексике так называемого «второго полногласия» : первый, зеркало, верх, верба, смерть, четверг, церковь . Перехода в подобных словах нет и не могло быть, так как [р] долгое время сохранял мягкостьв старомосковском нормированном произношении и до сих пор еще сохраняет ее в просторечии, в первую очередь, перед губными и заднеязычными согласными. Мягкость [р’] была следствием развития 2-го полногласия после падения редуцированных. Перед твердыми переднеязычными [р’] отвердел раньше, поэтому в отдельных словах переход все-таки наблюдается, например, зёрна, твёрдый, чёрный, мёртвый, мёрзнуть .

4. В словах с суффиксами -ск- < -ьск-, -н- < -ьн-, -ств- < -ьств- также нет перехода: женский, деревенский, полезный, любезный, деревня (ср. простореч. дерёвня ), учебный, душевный, медный, земство . После утраты редуцированного в суффиксе согласный корня долго сохранял мягкость, приобретенную во время вторичного смягчения: ме[д’]ный, душе[в’]ный.

5. Нет перехода и в ударных приставкахбез - и не - : бездарь, бестолочь, неслух, невод, немощь, недоросль, нехотя и под. Здесь сыграла свою роль морфологическая аналогия - сохранение единства морфемы.

Кроме перечисленных групп слов с «отклонениями» в переходе, следует учитывать те случаи, когда [е] переходит в [о] без фонетических условий, по аналогии, для которой имется несколько оснований. Во-первых, влияние родственных слов, то есть словообразовательная аналогия: ве[с’ол]ый - ве[с’ол’]енький, зе[л’он]ый - зе[л’он’]енький, [п’ос] - [п’ос’]ик, гор[шок] - гор[шоч’]ек. Во-вторых, выравнивание основы внутри парадигмы склонения или спряжения одного слова, то есть формообразовательная (морфологическая) аналогия: клён, клёна, клёну, клёном, на клё не, берёза, на берё зе; несёшь, несёт, несём, несё те, везё те, плетё те. В-третьих, в результате влияния твердого варианта склонения на мягкий, при унификации окончаний в одном типе склонения: а) тв. пад. ед.ч. сущ. 1 скл. - землё й, свечо й, судьё й, как реко й, водо й, жено й; б) им.-вин. пад ед.ч. сущ. ср. р. 2 скл., типа плечо , лицо , зверьё , жильё , как окно , село ; в) окончании местоимений и кратких прилагательных ср. р., например, твоё , моё , всё , свежо , как оно , то , высоко . (В скобках заметим, что такой переход чужд украинскому языку: [моjэ , плэчэ ].)

В результате аналогии [о] может появиться ив словах с исконным [Ý], например: звё зды, гнё зда, сё дла, приобрё л из др.р. звÝ зды, гнÝ зда, сÝ дьла, приобрÝ лъ, возможно, что по аналогии с формами вё сны, сё ла, привё л. Есть и другой взгляд на такие случаи. Изменение [Ý], как и все фонетические процессы, происходило неодновременно по разным говорам. В московском говоре, легшем в основу литературного языка, [Ý] держался долго, но на других территориях [Ý] совпал с [е] раньше и именно там (до XV в.) перешел в [о].

Каковы же были последствия 3-й лабиализации для фонетической системы русского языка?

В результате перехода [е] в [о] увеличилось число позиций, в которых твердые и мягкие согласные находились бы в одинаковых условиях - перед гласным непереднего ряда. Вспомним: в древнерусском языке до 2-й половины XI в. перед гласными нереднего ряда [а] и [у] могли находиться только исконно мягкие согласные (сонорные, шипящие и [ц’]), причем шипящие и [ц’] были представлены в системе только как мягкие фонемы, а сонорные [р’, л’, н’] могли быть еще и твердыми [р, л, н]. И только для сонорных (исконно мягких и твердых) существовали одинаковые позиции - перед [а] и [у]: [кон’у - окну , кон’а - окна , вол’а , вол’у - вола , волу , бур’а , бур’у - кара , кару ], то есть [н’а - на, н’у – ну, л’а – ла, р’а - ра] – 2 позиции для 3-х пар согласных. После смягчения полумягких согласных и утраты особой фонемы < ä > переднего ряда (во 2-й половине XI в.) вторично смягченные согласные стали употребляться перед [а] (непереднего ряда), как и твердые согласные, ср.: [п’а ]ть – с[па ]ть, [м’а ]л – [ма ]л, [с’а д’ь] – [са д], [в’а ]л – [ва ]л и т.д., т.е. в позиции перед [а] по призаку твердости-мягкости стали противопоставляться еще 6 пар согласных. После падения редуцированных во 2-й половине XII в. мягкость согласных перестала зависеть от качества гласного, таким образом, прибавилась третья позиция с равными условиями для твердых и мягких согласных - на конце слова: [кон’ – окон ], [вес’ – вес ], [сып’ – осип ]. В результате перехода [е] в [о] к XIV в. исконно мягкие сонорные и согласные вторичного смягчения оказались перед [о] (гласным непереднего ряда), как и исконно твердые согласные (4-я позиция): ко[н’о м] – [но в], за[р’о й] – [ро й], зем[л’о й] - [ло в], [с’о с]тры – [со т]ы, [в’о с]ны – [во с’]емь и т.д. Как видно из примеров, происходило постепенное освобождение признака мягкости согласных от позиционных условий, от качества соседствующих с ними гласных, и 3-я лабиализация - еще один шаг к закреплению фонемного статуса мягких соглаcных.

2. История звука [Ý]

Как известно, гласный [Ý] возник в общеславянскую эпоху двояким путем: 1) из и.-е. монофтонга [*ē] долгого (например, лат. vērus // др.р. вÝра) и 2) из прасл. дифтонгов [*оi], [*аi] при их монофтонгизации в результате действия ЗОС (например, лит. vainìkas, káina // др.р. вÝнъкъ, цÝна). Естественно, что [Ý]-(1) монофтонгического происхождения качественно отличался от [Ý]-(2) дифтонгического. Вспомним, что перед [Ý]-(1) из и.-е. [*ē] происходила 1-я палатализация заднеязычных (образование мягких шипящих), а перед [Ý]-(2) из [*оi], [*аi] - 2-я палатализация (образовывались мягкие свистящие). См. «Таблицу происхождения вторичных согласных звуков русского языка» в 3-ей части данного пособия.

При исследовании истории данной фонемы перед лингвистами возникает множество вопросов, на которые трудно дать однозначный ответ. В лингвистической литературе даже возник термин – «ятевая проблема». Рассмотрим только некоторые аспекты этой проблемы.

1. Совпали ли [Ý]-(1) и [Ý]-(2) в общеславянском языке впоследствии или оставались разными звуками? Поскольку рефлексы их одинаковы во всех славянских языках, то можно сделать вывод о том, что, возникнув разными путями и различаясь на начальном этапе, оба звука (ятя) совпали в одном звучании (см. подробнее в кн.: Ф.П. Филин. Происхождение русского, украинского и белорусского языков. Л., 1972).

2. Как же звучал [*Ý] (уже единый) в общеславянском языке? От ответа на этот вопрос зависит и определение качества данного звука в древнерусском языке. Однако решение этой задачи затруднительно, так как рефлексы о.сл. [*Ý] в современных славянских языках и диалектах удивительно многообразны: от узкого [i] до широкого [а], от [аi] до , от до . Только в диалектах словенского языка можно насчитать до 16 рефлексов о.сл. [*Ý], отличных друг от друга (см. статью В.К. Журавлева в ВЯ, 1965, № 1). Показания заимствованных слов также разнообразны и противоречивы. Несомненно одно: после распада о.сл. языка [*Ý] образовал особую фонему. Например, в старославянском языке это была фонема переднего ряда нижнего подъема, которая характеризовалась открытостью. По сравнению с ней древнерусская фонема < Ý > была более закрытой - верхне-среднего подъема.

3. Каково же было качество < Ý > в древнерусском языке? Можно предположить, что в древнерусском языке дописьменного периода < Ý > имела различные оттенки произношения, которые были свойственны отдельным диалектам и даже частично сосуществовали в одном диалекте, например, закрытый гласный [ê], дифтонги . Так, Ф.Ф. Фортунатов и А.А. Шахматов предполагали, что в древнерусском языке фонема < Ý > звучала как дифтонг ). Такая фонетическая неустойчивость < Ý > привела к ее падению в большинстве восточнославянских говоров. Но процесс утраты < Ý > как особой фонемы был длительным, протекал неодновременно и в различных областях дал разные результаты.

Таким образом, история древнерусской фонемы < Ý > - это история ее изменения в разных диалектах древнерусского языка. И надо заметить, что, хотя судьба < Ý > в говорах до сих пор до конца не изучена (Ф.П. Филин), однако можно определить общее направление в изменении < Ý > в диалектах древнерусского языка, опираясь на данные современных диалектов.

Если принять точку зрения, что < Ý > в древнерусском произносилась как закрытый гласный [ê], приближавшийся к дифтонгу [ие], т.е. б[ê]лый - б[ие]лый, то в дальнейшем ее изменение могло идти двумя путями - усиление одной или другой части дифтонга.

Усиление первой части дифтонга [и е] приводило к слиянию фонемы < Ý > с < и >. Это было характерно для большинства южных диалектов, легших в основу украинского языка. Сначала дифтонг [ие] изменялся в [и] в положении перед мягким согласным (под ударением или без), например: дÝтя > дiтя, дiтятко, вÝтер > вiтер, змÝя > змiя, сÝдя > сiдя. А перед твердым согласным особое произношение < Ý > как закрытого гласного [ê] или [ие] сохранялось. Впоследствии изменение произошло и перед твердым согласным: хлÝб > хлiб, сÝно > сiно, бÝлый > бiлий, лÝс > лiс, лÝто > лiто.

Усиление второй части дифтонга [ие ] и дальнейшее совпадение < Ý > с < е > характерно было для многих южнорусских, для среднерусских, части севернорусских говоров, а также говоров, легших в основу белорусского языка. Судя по данным Смоленской грамоты 1229 г., где смешиваются буквы Ý и е , в XIII в. в смоленском говоре < Ý > уже не отличалась от < е >.

Наконец, в отдельных говорах, например, вологодских, новгородских, рязанских, воронежских < Ý > могла сохраниться без изменения как закрытый гласный [ê ] или как дифтонг [ие ] (особенно под ударением).

История < Ý > восстанавливается путем изучения употребления буквы Ý в памятниках письменности: правильно или нет она употреблена в слове с этимологической точки зрения. Как уже отмечалось, самый ранний пример отражения падения < Ý > дает Смоленская грамота 1229 г., где смешиваются буквы Ý и е . В галицко-волынских памятниках, созданных на территории современной Украины, замена буквы Ý буквой i (и наоборот) отражается с конца XIII в. В новгородских памятниках - с XIV в. Но в то же время во -многих памятниках буква Ý употребляется этимологически правильно, не смешиваясь с другими буквами, следовательно, звук [Ý] долго сохранялся в данном говоре как особая фонема. Например, правильное употребление буквы Ý характеризует Лаврентьевскую летопись 1377 г. В Моск. грамотах до XVII в. различались < Ý > и < е > под ударением. Еще Ломоносов указывал на различие < Ý > и < е > в литературном языке, с оговоркой, что «в просторечии они имеют едва заметную чувствительную разность, которую в чтении слух весьма явственно разделяет и требует в [е] дебелости, а в [Ý] тонкости». Из этого ясно, что в живом московском говоре, в московском просторечии во времена Ломоносова < Ý > почти полностью совпала с < е >, и только в литературном произношении (возможно, искусственно) различие [Ý] и [е] продолжало поддерживаться.

Таким образом, в литературном языке, возникшем на базе московского говора, на месте [Ý] стал произноситься [е], совпавший с [е] исконным. Однако этот звук [е], восходящий к < Ý >, не изменялся в [о] в положении после мягкого перед твердым согласным, как изменялся исконный [е] или из [ь] в сильной позиции. Правда, есть исключения, которые можно объяснить действием аналогии или влиянием тех говоров, где падение < Ý > произошло раньше, чем в московском говоре. Например: гнёзда < гнÝзда, сёдла < сÝдьла, позёвывает < зÝвати, обрёл < обрÝсти. В севернорусских ёкающих говорах действие аналогии еще шире: убёг, бесёда, пётух, сёсти .

В азбуке буква Ý употреблялась до 1918 г.

Как уже было сказано, в русском литературном языке < Ý > совпала с < е >. Но есть ряд слов с < и > вместо этимологического [Ý], например: дÝти - дÝтя > де ти, но ди тя, ди тятко; сÝлъ - сÝдÝти > се л, но си деть, сидя; вÝдÝти, съвÝдÝтель > ве дать, но сви детель. В последнем примере наблюдается изменение мотивированности слова - первоначальное его значение было связано со значением глагола вÝдÝти – «знать», т. е. свÝдÝтель – «тот, кто знает». С переходом < Ý > в < и > слово попадает под влияние глагола видеть , т.е. свидетель – «очевидец». В древнерусском языке были разные слова для обозначения «свидетелей» на разных основаниях, например, видокъ , т.е. «очевидец»; послухъ – «тот кто что-то слышал о деле»; наконец, свÝдÝтель , т.е. «знающий о деле», «осведомленный», «знаток».

Обобщая историю < Ý > в древнерусском языке и его говорах, можно представить следующую схему:

Древнерусская фонема < Ý > как {закрытый [ê] или [ие]}

В части говоров (вологод., ряз., новг., воронеж.) сохранилась в прежнем качестве: как закрытый [ê] или [ие];

В большинстве говоров изменилась:

а) совпала с < e > - реализуется в более открытом звуке (русск. лит. язык, среднер., южнор. говоры и часть севернор. говоров, белор. язык);

б) совпала с < и > - реализуется в более закрытом звуке (укр. язык).

3. История шипящих и [ц’]

Шипящие [ж’], [ш’] и аффрикаты [ц’], [ч’] никогда не были парными по признаку «твердость – мягкость». И в современном русском языке они остаются непарными: [ж, ш, ц] - всегда твердые, [ч’] - всегда мягкий.

Поскольку звуки [ж’, ш’, ц’] возникли как мягкие согласные, то история этих звуков - история их отвердения. Процесс этот не был связан с падением редуцированных. Вопрос о времени отвердения [ж’], [ш’], [ц’] решается по данным письменных памятников на основе написания буквы ы после соответствующих букв ж, ш и ц . Написаний жы, шы, цы не было ни в старославянской, ни в древнерусской графике.

Для [ж] и [ш] указания на их твердость появляются в памятниках с к. XIV в., а для [ц] - в XVI в. Например, в Духовной грамоте Дмитрия Донского 1389 г. - жы вите, держы тъ, Шы шкинъ; в Домострое - нацы дят, концы . Более позднее отвердение [ц] по сравнению с шипящими подтверждается и отсутствием перед [ц] перехода [е] в [о] (оте ц), в то время как перед [ж] и [ш] переход осуществляется (ё жик, идё шь).

В севернорусских диалектах сохраняется [ц’]. В украинском языке [ц] может быть твердым и мягким - он отвердел перед [э], как и мягкие согласные вторичного смягчения, и перед новым [и], в котором объединились древнерусские [и] и [ы], например, сонц э, серц э, ц ибуля, ц ифра. В остальных случаях [ц’] сохраняет мягкость, которая на письме обозначается соответствующими буквами: ь, я, i, ю , например: хлопець , кравець , оливець , горобець , криниця , вулиця , паляниця , цi кавий, акацi я. В некоторых русских говорах [ж, ш] отвердели перед гласными непереднего ряда, но сохраняют мягкость перед [и], например: ш апка, ж аба, но [ш’ ит’], [ж’ изн’].

Звук [ч’] остается мягким в литературном русском языке и в русских говорах, но отвердел в белорусском и частично в украинском.

Современная русская орфография сохраняет традиционные написания, типа жи, ши; жь, шь (в некоторых грамматических формах), например: жи р, ши ло, мышь , ешь , сплошь , мажь , пишешь . Написание ци - сохраняется в середине слова (ци фра, ци рк), но на стыке корня и окончания или корня и суффикса появляется написание цы , например: конц-ы отц-ы , Синиц-ы н, сестриц-ы н.

Процессы в истории шипящих и [ц] не привели к преобразованию системы согласных, но наложили на эту систему определенный отпечаток, как уже было отмечено, во всех говорах русского языка и в литературном языке шипящие и [ц] остаются непарными по твердости-мягкости. Ср. в литературном русском языке: [ж, ш, ц] - непарные твердые, а [ч’, ш’ш’, ж’ж’] - непарные мягкие: [дош’ш’, дож’ж’ик]. Во многих севернорусских говорах [ц’] - непарная мягкая фонема. В некоторых северно- и южнорусских говорах [шш] и [жж] - непарные твердые, ср. дожжык, шшука. В любом случае эти звуки остаются вне противовоставления по признаку «твердость-мягкость».

4. История заднеязычных согласных. Изменение [гы], [кы], [хы] в [г’и], [к’и], [х’и]

Заднеязычные согласные в русском языке долго оставались вне соотносительности по твердости-мягкости. Они не могли выступать перед гласными переднего ряда, так как еще в общеславянскую эпоху в таких сочетаниях заднеязычные согласные подверглись палатализациям. Лишь в заимствованных словах встречались срочетания [г’е, к’е, х’е, г’и, к’и, х’и], например, ангелъ, кедръ, гигантъ, китъ, хитонъ , в то время как в исконно русских словах были сочетания [гы, кы, хы] - Кы евъ, рукы , ногы , хы трыи, сохы .

В XII-XIII вв. в сочетаниях [гы, кы, хы] начинают изменяться и гласный и согласный: гласный передвигается в зону переднего ряда, а согласный смягчается. На юге этот процесс происходил раньше, на севере - позже.

В результате такого изменения в исконно русских словах появляются сочетания [г’и, к’и, х’и], в которых мягкие заднеязычные выступают как позиционные варианты твердых. В памятниках написания типа Ки евъ, ки сел, ги бель, похи тити появляются лишь с XIV в.

Смягчение [г’, к’, х’] было одним из этапов формирования соотносительности согласных по твердости-мягкости и связано процессом функционального сближения < и > и < ы >, при этом [г’, к’, х’] выступали как варианты твердых фонем < г, к, х >. Это смягчение было подготовлено бытованием в древнерусском языке заимствований из греческого, содержавших мягкие заднеязычные (Ге оргии, Ники фор, Ники та, Яки м), и поддержано морфологической аналогией, под воздействием которой происходило выравнивание основ в склонении и спряжении с устранением результатов 2-й палатализации: перед окончанием или суффиксом с гласным переднего ряда восстанавливался заднеязычный согласный основы, например: ног а, мух а, ученик ъ - ноге , мухе , ученики вместо нозÝ, мусÝ, ученици . Или: пек у, пеки , пеки те, бег у , беги , беги те вместо пеци , пецÝ те, бези , безÝ те. Как видим, обобщение основ также приводило к появлению форм с мягкой разновидностью заднеязычных согласных.

Однако становление мягких заднеязычных согласных как самостоятельных фонем происходило уже в период развития русского национального языка, так как в древнерусском языке не было еще одинаковых позиций для [г, к, х] и [г’, к’, х’], позиций, которые для остальных твердых и вторично смягченных согласных появились после падения редуцированных и перехода [е] в [о]. Мягкие заднеязычные [г’, к’, х’] встречались только перед [и] и [Ý] (позднее [е]), в остальных позициях (на конце слова, перед согласным, перед гласными непереднего ряда) употреблялись только твердые [г, к, х]. Такое положение в основном сохраняется и в современном русском языке. Правда, в связи с притоком заимствований (а они все же не могут характеризовать систему языка в целом), в русском языке мягкие [г’, к’, х’] стали возможны и перед гласными непереднего ряда [а, у, о], например, маникю р, гю рза, ликё р, Гё те, гя ур, Кя хта. Ср. также единственное исключение в спряжении русского глагола ткать : ткё шь, ткё т, ткё м, ткё те вместо тчёшь, тчёт, тчём, тчёте , а также просторечное жгё м, жгё шь, жгё т, жгё те). Существование подобных примеров дает повод говорить о соотносительности твердых и мягких заднеязычных, хотя вопрос о фонематической роли [г’, к’, х’] в русском языке не решается однозначно. В связи тем, что в литературном языке и во многих диалектах мягкие заднеязычные не находятся в изолированной от гласных позиции (на конце слов), большинство лингвистов (МФШ) не склонны считать их самостоятельными фонемами (ср. противоположную точку зрения А.Н. Гвоздева). Процесс их становления продолжается. Так, например, в некоторых говорах мягкие заднеязычные стали употребляться шире, чем в литературном языке - в результате прогрессивной ассимиляции по мягкости, например, Пе[т’к’а ], Ва[н’к’а ], ча, пало[ч’к’о ]й, О[л’г’а ], коче[р’г’у ], наве[р’х’у ], о[л’х’а ]. Это явление возникло в XV в. и теперь наблюдается в южно-, средне- и севернорусских говорах. А так как по аналогии заднеязычные иногда смягчаются и после твердых согласных, например, пал[к’ а], во[фк ’а], то можно говорить, что [к’] начинает тяготеть к фонеме, но процесс этот не охватывает всех заднеязычных согласных и задерживается влиянием литературного языка.

История аканья

Древнерусский язык характеризовался таким явлением, как оканье - одинаковым произношением гласных фонем независимо от положения по отношению к ударению.

Современный русский литературный язык является акающим - гласные звуки в безударном положении произносятся нечетко вследствие количественной и (или) качественной редукции. Редукция возникла в языке как результат исторического процесса развития аканья.

Под аканьем в широком смысле понимают неразличение гласных фонем неверхнего подъема < а >, < о >, < е > в безударных слогах . Качество звука, который произносится в соответствии с фонемами < а >, < о >, < е >, зависит от позиционных условий: положения по отношению к ударному слогу, от окружающих согласных, от позиции начала и конца слова (синтагмы). Возникнув как явление диалектное, аканье распространилось на московский говор и впоследствии стало нормой литературного языка.

История возникновения и развития аканья до настоящего времени не получила однозначного объяснения. Трудность в реконструкции этого исторического процесса связана с решением комплекса вопросов: Какова фонологическая сущность аканья? На какой территории оно появилось? Какова хронология развития аканья как фонологической системы? Когда и в каких условиях сформировались известные современным говорам типы аканья? - и др.

Факты аканья, отмеченные в памятниках письменности, достаточно противоречивы: с одной стороны, отдельные примеры, свидетельствующие об акающем произношении, зафиксированы уже самыми ранними памятниками ХI-ХIII вв.: шира та , дара вати (Новг. минеи, ХI в.), от па па, к а тцеви (новг. берестяные грамоты ХII, ХIII вв.); с другой стороны, широкого распространение аканья памятники ХIII-XIV вв. не подтверждают, а множество белорусских памятников XV-XVII вв. совсем не отражают аканья, хотя белорусские говоры относят к территории его первичного распространения.

Письменная традиция не давала возможность писцам отражать непосредственное произношение слов, и это затрудняет использование данных письменности в решении хронологических вопросов аканья. Проблема распространения и развития этого исторического процесса лингвистами решается преимущественно на основе материалов современной описательной диалектологии и лингвогеографии.

Проблемы предпосылок к возникновению, времени и локализации аканья на разных этапах его развития взаимосвязаны. Все указанные вопросы решаются в зависимости от понимания исследователем фонологической сущности аканья, научных данных, доступных ученому во время появления той или иной гипотезы.

Гипотезы о происхождении аканья возникали неоднократно.

Одна из них предполагает общеславянское происхождение аканья. Сторонники этой гипотезы связывали аканье с генетическим совпадением < a > и < o > в одном звуке, что было характерно для восточной части индоевропейских языков. Подобные гипотезы высказывались А. Мейе, А. Вайаном, В. Георгиевым.

Так, по теории болгарского академика В. Георгиева аканье не возникло на почве какой-то части восточнославянского диалекта, а было унаследовано из праславянской эпохи. Аканье отражает свойственное славяно-балтийским языкам совпадение < o > и < a > в одном звуке. В балтийских областях < o > и < a > совпали в < a >; в славянских - первоначально совпали в < a >, а в дальнейшем перешли в < o > в одних говорах во всех позициях (это окающие говоры), в других говорах - только в ударном положении (это акающие говоры).

Гипотеза В. Георгиева признана сомнительной, т.к. не учитывала фонологической сущности аканья: аканье - это прежде всего неразличение фонем < a> и < o >. В свете новых научных данных точка зрения В. Георгиева критикуется, как несоответствующая материалам древнерусских памятников и данным современной лингвогеографии.

В конце ХХ века к обоснованию указанной гипотезы вернулся Ф.П. Филин. По мнению этого ученого, механизм аканья имеет в основе особенность, которая является наследием фонетической системы общеславянского языка. Этой системе был свойственен звук - лабиализованный гласный нижнего подъема. В природе указанного звука были заложены два пути его дальнейшего развития: усиление лабиализации и изменение в [o] или ослабление лабиализации и изменение в [a]. Подобные звуки - и - отмечаются в современных русских и белорусских говорах, хотя некоторые ученые предполагают их позднейшее появление. Как предполагал В.П. Филин и его последователи, во всех славянских языках под ударением перешел в [o], т.е. приобрел напряженную артикуляцию, в безударном положении в большей части говоров изменился в [o], а в некоторых диалектах - в [a]. Таким образом развилось противопоставление оканья и аканья.

Другая точка зрения на происхождение аканья предполагает, что аканье - явление субстратное, т.е. присущее некоему языку, существовавшему на территории Восточной Европы до появления на ней восточнославянских племен. Это точка зрения П.С. Кузнецова, В.Н. Сидорова. В некоторых работах об этом пути возникновения аканья пишет А.А. Шахматов, полагая, что неразличение фонем < a > и < o > - древнейшая черта племенных диалектов дреговичей (предков современных белорусов) и вятичей.

Третья гипотеза o процессe появления аканья относит его возникновение к восточнославянскому периоду языка. Аканье генетически связывают с перестройкой акцентной структуры слога и хронологически - с процессом падения редуцированных. Сторонники этой точки зрения - Н.С. Трубецкой, С.Б. Бернштейн, Л.Л. Васильев, Р.И. Аванесов, К.В. Горшкова и др. - убедительно обосновывают свое мнение, привлекая в качестве доказательств данные современных исследований диалектологии и истории языка Указанная гипотеза подтверждается тем, что: а) ни в одном современном говоре нет различий в вокализме исконного первого предударного слога и вторичного первого предударного (ставшего первым предударным после падения редуцированных); б) современные типы предударного вокализма указывают на то, что аканье возникло после того, как появилось противопоставление фонем < о > и < ô > («закрытый» звук); а фонема < ô > появилась вследствие перестройки интонационной системы древнерусского языка; в) некоторые разновидности современного диссимилятивного аканья указывают на появление аканья до совпадения < Ý > и < е > в одной фонеме и до перехода в ; появление аканья на восточнославянской почве подтверждается и другими фактами языка.

С процессом перестройки интонационной системы связывал развитие аканья А.А. Шахматов, первым создавший более или менее стройную теорию возникновения этого исторического процесса.

Объясняя появление аканья, ученый предположил, что до смены интонации фонемы верхнего подъема < и >, < ы >, < у > (а в некоторых диалектах и < а >) были долгими, остальные - <о>, <ô>, < е >, < Ý > (т. е. < ê > «закрытый» звук), < а > - краткими.

В результате изменения характера ударения выделился ударный гласный, а в безударном положении звуки сократились: долгие < и >, < ы >, < у > стали краткими, а краткие < о >,< е >,< а > - редуцированными. При этом на месте фонем < a >, < o >, < e > в первом предударном слоге возникла фонема неясного качества: после твердого согласного < a >, а после мягкого согласного < e >. На втором этапе изменения сократились долгие ударные гласные, для которых долгота давно перестала быть дифференцирующим признаком. Вследствие этого все гласные в положении под ударением на втором этапе стали краткими (такими они являются в современном русском языке и говорах).

II. Итоги исполнения областного бюджета Западно-Казахстанской области за 2014 год

II.Международная ассоциация воздушного транспорта (ИАТА) и её деятельность в области авиационной безопасности

III. Образование продуктов реакции и выход их из области активного центра фермента

IV. Государственная политика в области управления и развития рынка недвижимости

§ 109. Одним из основных явлений в истории древнерусского языка, перес Т р-0 ившим его звуковую систему и приблизившим ее к современному состоянию, было падение редуцированных. В известном смысле можно даже говорить о том, что между древнейшим состоянием звуковой системы русского языка и ее современным состоянием лежит паде­ние редуцированных.

§110. Утрата [ъ] и [ь] в слабом положении и изменение их в [о] и [е] -в сильном. Падение редуци­рованных заключалось в том, что [ъ] и [ь] как самостоятельные фонемы в системе русского языка перестали существовать.

Надо иметь в виду, что редуцированные [ъ] и [ь] произноси­лись неодинаково в сильной и слабой позициях. Ко времени их утраты [ъ] и [ь] в слабой позиции стали произноситься очень кратко и превращались в неслоговые звуки, а в сильной, наоборот, стали приближаться к гласным [о] и [е]. Это различие между слабыми и сильными редуцированными и определило их дальней­шую судьбу - или полную утрату, или превращение в гласные полного образования.

Падение редуцированных - это процесс, свойственный всем славянам, но в разных славянских языках он шел не одновремен­но и привел к различным результатам. Поэтому после паде­ния редуцированных славянские языки дальше разошлись друг с другом.

В древнерусском языке этот процесс проходил приблизительно во второй половине XII в. В памятниках именно этого времени наблюдается много случаев написания на месте сильных [ъ] и [ь] гласных о и е и пропуска редуцированных в слабом положении. Однако возможно, что падение редуцированных, начавшись с утраты слабых, было известно и раньше. Об этом свидетельствуют некоторые факты памятников древнерусской письменности. Не говоря уже о явлениях, отмечаемых в переписанном со старосла­вянского оригинала Остромировом евангелии 1056-1057 гг., где отражение процесса падения редуцированных может быть связано с его ранним протеканием в старославянском языке, следует от­метить, что в оригинальной древнерусской надписи на Тьмутара- канском камне 1068 г. встречается написание кньзь без ъ после к. То же самое можно обнаружить и в грамоте Мстислава Володими-
ровича и его сына Всеволода 1130 г.: кн*зь, кн*жение (вместо кън*жение), Всеволодоу (вместо Вьсеволодоу), кто (вместо къто) и т. д.

Но широкое отражение процесс падения редуцированных полу­чил в памятниках второй половины XII - начала XIII в., напри­мер в грамоте Варлаама Хутынского конца XII в., в Добриловом евангелии 1164 г., в Смоленской грамоте 1229 г. и т. д.

Утрата слабых редуцированных, вероятно, шла не одновремен­но в разных фонетических положениях. По мнению А. А. Шахмато­ва (а также Л. П. Якубинского), эта утрата раньше всего осущест­влялась в начальном первом предударном слоге: [къназь] >

> [кназь], [съна] > [сна] и т. д. Но, как видно, более ранняя утрата редуцированного была обусловлена еще и тем, что в ряде случаев слабый редуцированный в слове не был поддержан силь­ным в других формах этого же слова. Так, если в форме [съна] слабый [ъ] мог держаться дольше, так как в имен. пад. [сънъ] он в корне был сильным (изменился позже в [о] - [сон]), то та­ких родственных форм с сильным редуцированным не было в сло­вах типа кън*зь, къто, мъного и т. п. Здесь, таким образом, слабый редуцированный находился в изолированной позиции и поэтому его утрата могла осуществиться раньше.

Кроме того, редуцированные рано исчезли в положении конца слова, где они были всегда слабыми. Однако их написание в этом положении сохранялось долгое время в силу того, что они указы­вали на границу слова при древнерусском слитном, без разделе­ния на слова, письме, а позже обозначали твердость или мягкость предшествующего согласного.

Наконец, редуцированные произносились по-разному в полном и беглом стиле речи. Поэтому, вероятно, в церковном чтении реду­цированные удерживались дольше, чем в разговорной речи.

Итак, в результате падения редуцированных слабые [ъ] и [ь] утратились, а сильные прояснились в [о] и [е]. Например, [дьнь] > [ден’], [дьня] > [дня]; [вьсь] > [вес’], [вься] >

> [вся]; [съто] > [сто], [сътъ] > [сот]; [клѣтъка] > [клѣт­ка], [клѣтъкъ] > [клѣток] и т. д.

В качестве примеров прояснения [ъ] и [ь] в [о] и [е] в поло­жении под ударением (а не перед слогом со слабым редуцирован­ным) можно привести такие факты, как [пьстрый] > [пестрый], [тьща] > [теща], [съхнути] > [сохнути].

Однако надо иметь в виду и то, что иногда наблюдается ран­нее прояснение слабых [ъ] и[ь] в гласные [о] и [е]. Например, в Святославовом изборнике 1073 г. встречается написание золоба с о на месте [ъ] слабого или серебро вместо сьребро с е на месте [ь] слабого. То же самое можно найти в «Житии Феодосия» XII в.: золодѣи из зълодѣи, в Добриловом еванг.: монога из мънога. По- видимому, это явление объясняется тем, что в данных словах про-

изошла ассимиляция гласных [ъ] и [ь] гласному последующего слога, а такие факты по существу не имеют отношения к падению редуцированных.

Процесс падения редуцированных проходил не одновременно в различных говорах древнерусского языка - в одних диалектах этот процесс наметился уже в XI в., в других - позже, однако, к середине XIII в. он, по-видимому, был завершен во всем древ­нерусском языке.

§ 111. Удлинение гласных [о] и [е] перед слогом с утратившимся слабым редуцирован­ным. В памятниках древнерусского языка второй половины XII в., созданных на южнорусской территории, т. е. отражающих те говоры, которые впоследствии легли в основу украинского язы­ка, наблюдается написание ѣ на месте исконного [е] в тех случаях, когда в следующем слоге был слабый [ь], утратившийся в эпоху падения редуцированных (перед слогом с бывшим слабым [ъ] та­кого изменения нет). Это явление так называемого „нового ѣ“ было впервые установлено А. И. Соболевским в галицко-волынских памятниках. Такой новый ѣ наблюдается, например, в словах камѣнь, пѣчь, шѣсть, будѣть и т. п., в которых исконно ѣ не было. В современных северноукраинских говорах и в южнобелорусских диалектах в соответствии с этим ѣ произносится дифтонг [ие] (т. е. [камиен’], [пиеч], [шиес’т’], [будиет’]), а в литературном украинском языке - [и]: камінь, піч, шість и т. д.

Если сравнить все эти факты и учесть, что в древнерусском языке [ё] мог иметь характер дифтонга [ие] (см. § 54), то можно установить, что написание ѣ на месте е отражает дифтонгическое произношение нового [ё], возникшего из [е]. Однако возникает вопрос о происхождении этого [ё], ибо, как известно, звук [е], который был в словах камень, будеть, печь и т. д., был исконно кратким. Предполагают, что краткий звук [е] получил удлинение в результате утраты последующего слабого [ь]; это была замести­тельная долгота, возникшая после падения редуцированных. Дол­гое [ё] впоследствии дифтонгизировалось в [ие], а дифтонг в свою очередь далее изменился в [и], что и отразилось в украин­ском литературном языке.

Вместе с таким удлинением [е] происходило и удлинение крат­кого [о] в тех же условиях, т. е. перед слогом с утратившимся сла­бым редуцированным. Однако у древнерусских писцов не было возможности обозначить как-то долготу этого нового (прав­да, иногда оно получало обозначение через оо: воовца- Галицк. еванг. 1266 г.). Однако о наличии подобного удлинения [о] вновь свидетельствуют факты украинских диалектов и литературного языка. В северноукраинских говорах наблюдается произношение дифтонга [уо] на месте [о] в словах типа [вуол], [куон’], стуол], [нуос] и т. п., т. е. там, где исконно [о] находился в слоге перед

6 Заказ 490 ірі

слогом со слабым редуцированным. В украинском литературном языке эти слова произносятся со звуком [и]: вів, кінь, стіл, ніс и т. п. Как видно, процесе здесь шел таким образом, что [о] диф-

тонгизировалось в [уо], а затем через стадию [’уо] изменилось

„Удлинение о и е в слоге перед выпавшим глухим является очень важным в истории древнерусского языка, так как оно есть древнейшее из новых звуковых явлений, отделивших северные древнерусские диалекты (те, на основе которых сложился собст­венно русский язык) от южных, на основе которых сложился укра­инский язык" (Я кубинский Л. П. История древнерусского языка.- М., 1953.- С. 146-147).

§ 112. Судьба [ъ] и [ь] в сочетаниях с плав­ными. Особо обстояло дело с сочетаниями редуцированных с плавными между согласными, где судьба [ъ] и [ь] оказалась от­личной от общей судьбы сильных и слабых редуцированных.

а) В сочетаниях типа и под. во всех восточнославян­ских языках [ъ] изменился в [о], а [ь] - в [е]. Говоря иначе, в словах с этими сочетаниями редуцированный вел себя всегда как сильный: он выступал как сильный, например, и в форме [търгъ], и в форме [търга], хотя „внешне", с первого взгляда, [ъ] в одной форме (търгъ) был в сильной, а в другой (търга) - в слабой пози­ции. Таким образом, из древнерусских сочетаний , , возникли сочетания , , . Ср.: [търгъ] >

> [торг], [гърло] > [горло], [гърдый] > [гордый], [дьр- жати] > [держати], [мьртвый] > [мертвый], [вьрхъ] >

> [верх], [вълкъ] (из [*ѵь1къ]) > [волк], [пълкъ] > [полк], [мълнйя] > [молния], [вълна] (из [*ѵь1па]) > [волна] и т. д.

Однако наряду с общерусскими явлениями в области раз­вития сочетаний типа , в северорусских памятниках на­блюдается так называемое „второе полногласие" (термин А. А. По- тебни), т. е. появление на месте этих сочетаний написаний с полногласными сочетаниями оро, ере, оло. Так, в памятниках северо-западных территорий, прежде всего в новгородских, от­мечено: торожкоу - тороіикоу (вм. тържькоу), Поволжье (вм. Повължье)-I Новгор. лет.; веребныь недѣль (вм. вьрбьныь)- Паремейник 1271 г.; поверѣгиш (вм. повьргъиіи) - Кормч.

1282 г.; цетверети (вм. чьтвьрть) - берестяная гр. № 348; бороть (вм. бърть) - берестяная гр. № 390; молови (вм. мълви) - берестяная гр. № 8; вереиіе (вм. вьриіь) - берестяная гр. № 254 и др. Такие формы со „вторым полногласием" есть и в современ­ных, преимущественно северных, говорах русского языка, на­пример отмечаются: молонья из др.-русск. мълнйя; верех из др.-русск. вьрхъ, гороб из др.-русск. гърбъ; жередь из др.-русск. жьрдь; кором из др.-русск. кърмъ; холом из др.-русск. хълмъ; столон из др.-русск. стълбъ; доложно из др.-русск. дължьно; серен из др.-русск. сьрпъ и т. д. В украинском и белорусском языках есть 162

формы горон (из др.-русск. гърнъ), смеретный (ср. др.-русск. съмьрть), маланка (молния), жарало (др.-русск. жьрло) и др. Да и в русском литературном языке наличествуют такие полно­гласные формы: веревка (из др.-русск. вьрвъка), полон (из др.- русск. пълнъ), бестолочь (ср. др.-русск. тълкъ, русск. толк), сумеречный (русск. сумерки), остолоп (др.-русск. стълпъ).

Явление „второго полногласия" обнаруживается в русском языке непоследовательно, и это имеет свои причины.

Для того чтобы понять историю развития сочетаний типа в эпоху падения редуцированных, а вместе с тем не толь­ко появление „второго полногласия", но и ограниченность его распространения в древнерусском языке,- для этого надо учесть возможность двоякого слогораздела в словах, имевших подобные сочетания в древнерусском языке.

Как уже говорилось выше (см. § 68 и § 90), в сочетаниях типа слогораздел мог проходить или перед плавным, или после плавного. В том случае, когда слогораздел проходил перед плавным, звуки [г] и , оказавшись в начале слога перед со­гласным, развивали слоговость, в результате чего в подобного типа сочетаниях появлялось не два, а три слога (t> | г | t глас­ный) .

Таким образом, в форме, например, търгъ в некоторых диа­лектах древнерусского языка до падения редуцированных было не два слога (т. е. tb|rt + гласный), а три: [тъ|р|гъ] . Точно так же три слога было и в форме търга: [тъ|р|га]. Таким образом, редуцированный [ъ] в обеих формах находился вод­ном и том же положении: перед слоговым плавным, который являлся позиционной разновидностью не­слогового плавного, выступающей только в данном фонетическом положении. Позицию перед слоговым плавным нельзя считать ни сильной, ни слабой для редуцированных, ибо эти последние, как они определены выше (см. § 54), не включают данного поло­жения. Иначе говоря, позиция [ъ] и [ь] в сочетаниях типа была особой позицией, возникшей в результате действия за­кона открытого слога. Однако эта позиция и могла существо­вать лишь до тех пор, пока сохранялось действие этого закона. Когда падение редуцированных привело к нарушению закона открытого слога, к тому, что стали возникать закрытые сло­ги (см. § 116), тогда перестали существовать и слоговые [р] и [л] в сочетаниях типа , ибо были утрачены условия, в которых они появлялись. Следовательно, если в форме [търга] до изменения [ъ] было три слога: [тъ|р|га], то после падения редуцированных здесь возникло два слога: [тор|га], причем утрата слоговости [р] вызвала изменение [ъ] - продление его в [о]. Таким образом, в тех случаях, когда за слогом из плавно­го слогового шел слог с гласным полного образования, проясне­ние редуцированного шло за счет утраты сло­говости плавного звука.

В тех же случаях, когда за слогом из слогового плавного шел слог с редуцированным (например, [търгъ]), слоговой плав­ный, в силу краткости последующего слога с редуцированным, был, вероятно, долгим: [тъ|р|гъ], и поэтому в эпоху падения редуцированных за счет утраты слоговости происходило прояс­нение [ъ], [ь] в [о], [е], а за счет утраты долготы - развитие второго гласного после плавного [р], [л]. Так возника­ло „второе полногласие" в ряде диалектов древнерусского языка. Дальнейшее действие аналогии (например, по формам косвен­ных падежей) определило непоследовательность в развитии всего явления.

Однако вместе с тем диалекты древнерусского языка могли и не развивать слогового плавного в сочетаниях типа : [г] или могли оставаться неслоговыми и отходить к предшествую­щему слогу, приводя к его закрытости (см. § 68). В этом случае и в форме, скажем, [търгъ], и в форме [търга] слогораздел проходил после плавного. В результате этого обе формы имели два слога - один открытый и один закрытый ([тър | гъ], [тър | га]), а редуцированный перед плавным мог оказаться или в сильной, или в слабой позиции. В связи с этим и судьба его оказа­лась различной: в сильной позиции [ъ] и [ь] изменились в [о] и [е], а в слабой выпали. Однако выпадение [ъ] и [ь] в подобного рода словах приводило к возникновению труднопроизносимых групп согласных (ср.: [търга] > [трга]), которые в преде­лах одного слога не могли сохраниться: изменение достигалось путем развития нового слогового плавного ([трга] > [трга]). Однако у восточных славян слоговость плавных не удержалась; в языке возникла тенденция освобождения от новых [р] и [л], которая, по-видимому, была осуществлена не фонетическим пу­тем, а путем аналогического воздействия форм с бывшими силь­ными [ъ] и [ь].

б) Приблизительно так же обстояло дело и с изменением [ъ] и [ь] в сочетаниях с плавными, когда редуцированный на­ходился после плавного (т. е. в сочетаниях типа ). Судьба [ъ] и [ь] оказалась здесь несколько различной в разных вос­точнославянских языках, причем различия обусловливались силь­ным и слабым положением редуцированного в слове с этими сочетаниями.

В сильном положении [ъ] и [ь] в этих сочетаниях проясни­лись во всех восточнославянских языках в [о] и [е]. Например:

др.-русск. кръвь - русск. кровь, укр. кров, белорусск. кроу; др.-русск. глътка - русск. глотка, укр. глотка, белорусск.

др.-русск. крьстъ - русск. крест, укр. хрест, белорусск. хрест; др.-русск. сльзъ - русск. слез, укр. слез, белорусск. слез. Если же [ъ] и [ь] в сочетаниях типа находились в слабом положении, то они, как всякие слабые редуцированные,

подвергались утрате, исчезновению. Однако в результате этой утраты, как иногда и в словах с сочетаниями типа (tbrt] (см. вы­ше), в пределах одного слога оказывались труднопроизносимые группы согласных, в результате чего развивался слоговой плав­ный. Например, после выпадения слабого [ь] в форме [крьста] возникала группа согласных [крст], которая не могла сохранить­ся в пределах одного слога, в результате чего плавный становил­ся слоговым: [крста].

Дальнейшее изменение шло несколько различными путями в разных восточнославянских языках. Так, в украинском и белорус­ском языках освобождение от слогового плавного шло путем развития вторичного гласного [ы] или [и] после, а иногда и перед плавным. Например, из др.-русск. кръвавый развились укр. кривавий и кирвавий, кервавий, белорусск. крывавы. Точ­но так же возникли из др.-русск. кръшити - укр. кришити, бело­русск. крышыць; из др.-русск. блъха - белорусск. блыха; из др.- русск. сльза - укр. диал. слиза и силза; из др.-русск. трьвога - укр. тривога, белорусск. трывога; из др.-русск. глътати - укр. глитати, белорусск. глытаць; из др.-русск. крьстити - укр. христи- ти, белорусск. хрысціць и т. д. Формы с ы, и на месте ъ, ь обнару­живаются в юго-западных памятниках с XIII в.: ілблыко (Жит. Саввы Освящ. XIII в.), скрыжеть (Луцк. еван. XIV в.), дрыжати (Гр. XIV в.); в старобелорусских документах эти сочетания фиксируются с XV в.: дрыжахоу, крывава (Четья 1489 г.), блы- шачись (Тяпинск. еван.), слыза (Псалтырь XVI в.).

В русском языке такого развития вторичного гласного в этих случаях не было. Некоторым русским говорам, да и то в единичных случаях, была известна утрата в этих сочетаниях не только сла­бых [ъ] и [ь], но и плавных [р] и [л]. Следами подобного разви­тия являются некоторые диалектные формы, в которых отсут­ствует плавный. Например, корень в диалектных кстить, окстить, в названии деревни Кстово восходит к др.-русск. крьст-, где после выпадения слабого [ь] выпал и плавный [р]. Точно так же объясняется и название города Пскова: слово Псков возникло из др.-русск. Пльсковъ (Пьсковъ известно с XIV в.), засвиде­тельствованного памятниками, где после выпадения [ь] выпал и плавный [л]. Пльсковъ засвидетельствовано в I Новгородской летописи по Синодальному списку (ср. также немецкое назва­ние Пскова - Pleskau).

Однако типичным для современного русского языка и его гово­ров является наличие сочетаний [ро], [ло], [ре], [ле] на месте др.-русск. [ръ], [лъ], [рь], [ль] в сочетаниях типа со слабыми [ъ] и [ь], например: кровавый, крошить, глотать, блоха, греметь, крестить, тревога, слеза и т. п. Можно думать, что произ­ношение [о] и [ё] на месте слабых [ъ] и [ь] в этих сочетаниях развилось путем аналогии с формами, в которых [ъ] и [ь] были сильными: под влиянием, например, кровь возникло крови, крова­вый; . под влиянием слез - слеза; под влиянием дров - дро-

§ 113. Судьба редуцированных [ы] и [и]. Как уже говорилось (см. § 80), древнерусский язык унаследовал от пра­славянского и сохранил в своей системе редуцированные глас­ные [ы] и [й], которые в эпоху падения редуцированных под­верглись изменениям, так же как это произошло с [ъ] и [ь].

Однако судьба [ы] и [й] оказалась несколько различной по диалектам древнерусского языка. В говорах, легших в осно­ву русского (великорусского) языка, сильные [ы] и [й] измени­лись в [о] и [е], а в говорах, легших в основу украинского и белорусского языков,- в [ы] и [и].

Так обстояло дело, например, в форме имен. пад. ед. ч. пол­ных прилагательных муж. р.: из *dobrb + /ь возникло о.-слав. dobryjb, где [у] был в сильной позиции; отсюда русск. доброй, укр. добрий, белорусск. добры. Из *sinb + jb возникло о.-слав. sinljb с [I] в сильной позиции; отсюда русск. синей, укр. диал. синий, белорусск. сіні. Ср. еще русск. молодой, укр. молодий, белорусск. малады; русск. верхней, укр. диал. верхний, белорусск. верхні. Подобные формы на -ой, -ей отражаются в памятниках московского происхождения с XIV - XV вв.

Надо сказать, что в русском литературном языке произноше­ние [оу] в этих формах сохранилось лишь под ударением (моло­дой, золотой, голубой), тогда как в безударном положении на месте [о] произносится [ъ] в результате редукции ([краснъц], [скоръц], [нбвъи]), что на письме отражается в виде написания ы (красный и т. д.). Окончание [ец] под ударением вообще не

выступает, а в безударном положении произносится с редуциро­ванным [ь], в написании отраженным через и ([сйньи] сйний, [давньц] давний). Такие написания укрепились в рус­ском языке под влиянием старославянской традиции. В окающих же северновеликорусских говорах и до сих пор в форме имен, пад. ед. ч. муж. р. сохраняется произношение [красной], [новой], [сйней], [давней].

Редуцированные [ы] и [и], восходящие к исконным [ы] и [и] в позиции перед [j] или [і], имели такую же судьбу. Так, в сильной позиции из *pijb развилось о.-слав. ріі > др.-русск. [пйц], откуда русск. пей, укр. пий, белорусск. пі; из *Ы]Ь - о.-слав. Ьіі > др.-русск. [бйц], откуда русск. бей, укр. бий, белорусск. бі; из *гпуір - о.-слав. пгуір > др.-русск. [мыцу] , откуда русск. мою, укр. мйю, белорусск. мыю; из *kryip - о.-слав. kryip > др.- русск. [крыцу], откуда русск. крою, укр. крйю, белорусск. крыю.

Ср. еще русск. лей, укр. лий, белорусск. лі\ русск. брей, укр. брий, белорусск. брый. В слабом положении [ьі] й [й] у всех восточных славян были утрачены. Так, из *pijp развилось о.-слав. pijp > др.- русск. , откуда русск. пью (= ), укр. п"ю, белорусск. п’ю; из *lijp- о.-слав. ZZ/p > др.-русск. [лйіу], откуда русск. лью, укр. ллю, белорусск. лью. Ср. еще русск. бью, укр. б"ю, бе­лорусск. б"ю.

§ 114. В заключение рассмотрения процесса падения редуци­рованных следует отметить случаи отступления от закономерно­го развития этих звуков.

Речь идет, например, о тех фактах, когда на месте слабых [ъ] и [ь] в эпоху их утраты возникают гласные полного образо­вания. Так, например, в слове [дъска] звук [ъ] был слабым и подлежал утрате. Такая утрата [ъ] произошла в отдельных рус­ских говорах, после чего в них возникла форма [дека], откуда по синтагматическому закону сочетаемости шумных - [тска] и далее [цка]. Такая форма отмечена в памятниках в специаль­ных значениях - «пластинка», «бляха» или «доска, на которой пишутся иконы»: ожерелье на ц к ах ъ на золотых (Дух. гр. Дм. Иван. 1509 г.), зделанию. . . на престол обруча и ц к и. . . число уже минуло (Волокол. гр. 1768 г.). Однако в литературном рус­ском языке и в говорах укрепилась форма с [о] на месте слабо­го [ъ] г [доска]. Это объясняется тем, что в вин. пад. ед. ч. и род. пад. мн. ч. ([дъекоу], [дъекъ]) [ъ] находился под ударением и был сильным. Обобщение основ привело к тому, что и там, где [ъ] в формах этого слова был слабым, стал произноситься гласный [о]. Точно так же обстояло дело и с формами косвен­ных падежей от слова [тьсть] (тесть), где, например, в род. пад. ед. ч. из [тьсти] должно было развиться [тсти] > [цти]. Такие формы также засвидетельствованы памятниками: Рости­славъ же ѣха ко ц т ю своему (Ипат. лет., 1493 г.); или с мета­тезой: не выдавайте мьт цю моему (Сузд. лет. 1216 г.). Однако по аналогии с теми формами, где [ь] был сильным, во всем скло­нении этого слова установилось произношение с гласным [е].

Причины возникновения аналогии здесь вполне ясны: различ­ная судьба редуцированных приводила к разрыву форм одного слова, что не могло не вызвать процессов обобщения.

Ср. еще такие факты: из др.-русск. [бьрьвьно] возникло фоне­тически закономерно [бревно], но в род. пад. мн. ч. из [бьрьвьнъ]* должно было развиться [бервен]; совр. [бревен] - по аналогии с [бревно]; из др.-русск. [Смольньскъ] должно было возник­нуть [Смол’неск], однако в современном русском языке суще­ствует форма [Смоленск], которая появилась под влиянием форм косвенных падежей, например род. пад. ед. ч. [Смоленска] из др.-русск. [Смольньска]. Таких примеров можно привести очень
много, однако важно подчеркнуть, что во всех этих случаях на фонетически закономерные процессы оказывали влияние анало­гические явления, связанные с обобщением звукового облика форм одного слова.

Вместе с тем здесь наблюдаются и такие факты, которые внешне похожи на изложенные выше, но объясняются иными причинами. Так, например, из др.-русск. [съборъ], [въсходъ], [въстокъ] должно было возникнуть [сбор], [всход}, [веток]. Так оно в целом и произошло: ср. совр. сборы, сборник, всходы, всходить, диалектное всточень (название ветра) и т. п. Однако наряду с этими словами есть и собор, восхождение, восход, восток с [о] на месте слабого [ъ]. Такое двоякое развитие одного и того же слова объясняется тем, что слова без [о] возникли на древне­русской почве в результате фонетического процесса падения [ъ]; слова же с [о] - это результат влияния их церковносла­вянского произношения. В связи с тем что в старославянском языке изменение [ъ] и [ь] произошло раньше, еще в X - XI вв., в памятниках старославянского происхождения, попадавших на Русь, уже наблюдалось написание о и е на месте сильных [ъ] и [ь]. Древнерусские книжники, произносившие тогда еще [ъ] и [ь] в любом положении, начинали усваивать искусственное произно­шение церковных слов с [о] и [е] на месте любого [ъ] или [ь]. Из церковнославянского такое произношение постепенно проник­ло и в живой русский язык.

Падение редуцированных привело к коренной перестройке всей звуковой системы древнерусского языка.

В системе гласных звуков сократилось количество гласных - исчезли Ъ и Ь, и как следствие такого исчезновения расширилась сфера употребления звуков о, е. Так в словах домъ, ледъ – о и е исконные, а в словах сон, день, лоб, кусок, конец, весь – проясненные редуцированные (сънъ, дьнь, лъбъ, кусъкъ, коньць, вьсь). (кон. 9 – нач. 11 вв 10 гл. фонем, потом [‘ä] сливается с [а] и их становится 9, а в 12 в . С падением редуц. и прояснением их в сильной позиции гласных фонем остается 7 ).

После утраты слабых Ъ, Ь был нарушен закон открытого слога. Возникли закрытые слоги, нехарактерные для древнерусского языка старшего периода: по-съ-лъ – по-сол, ло-дъ-ка – лод-ка; вь-сь – весь, стра-шь-нъ – страшен. Однако, надо иметь ввиду, что общая тенденция к открытости слога (расположение звуков по степени возрастающей звучности) сохранилось, и что важно, она не утратила своего значения в современном русском языке до сих пор.

В следствие падения редуцированных в русском языке возникли новые чередования гласных звуков в пределах разных форм одного и того же слова – чередование о, е с нулем звука: сон – сна, рожь – ржи, ложь – лжи, кусок – куска, день – дня, пес – пса, пень – пня. Такого рода чередования называют фонетической беглостью на том основании, что появление беглых звуков о, е обусловлено прояснением ъ, ь в сильной и исчезновением их в слабой позиции.

От фонетической беглости следует отличать беглость по аналогии , или подражательную беглость: лед – льда, камень – камня, ров – рва, потолок – потолка. В словах лед, камень, ров, потолок гласные о, е исконные; в косвенных падежах (льда, камня, рва, потолка) звуки о, е выпадают по аналогии к формам родительного падежа сна, дня и подобным.

Явления грамматической аналогии, связанные с падением редуцированных Ъ, Ь в древнерусском языке были многочисленны и разнообразны.

Помимо фонетической беглости и беглости по аналогии, можно выделить беглость, возникшую в результате появления слоговости у сонорных согласных в конце слова : вhтръ - ветер – ветра, огнь - огонь – огня, сестръ - сестра - сестер. Связано это с тем, что конечный редуцированный выпадал в слабой позиции и носители языка вынуждены были артикулировать конечный сонорный более четко, в следствие чего на некоторое время у них появилась небольшая слоговость. Но так как слоговые сонорные на данном этапе развития языка были уже утрачены, после сонорных развивается гласный звук. Предпочтение обычно отдавалось [е], вставное [о] было редко.

Отражена беглость гласных о, е и в современном русском литературном языке.

Процесс падения редуцированных вызвал большие изменения и в области морфологии.

Билет №14

Последствия падения редуц. в системе гласных.

Процесс падения редуц. (в сильных и слабых позициях) охватил всю территорию распр. ДРЯ и закончился в середине 13 в. Падение редуц. привело к коренной перестройке всей звук. сис. ДРЯ; большие измене­ния вызвал этот процесс и в области морфологии.

Важнейшими изменениями являются следующие.

В системе гласных звуков сокр. кол-во гласных - исчезли ъ, ь. И как следствие такого исчезновения расширилась сфера употребл. звуков о, е. Сравните: домъ, ледъ - о, е здесь исконные: сон, день, лоб, кусок, конец, весь (здесь о из ъ, е из ь - сънъ, дьнь, лъбъ, кусъкъ, коньць, вьсь ).

После утраты слабых ъ, ь был нарушен ЗОС. Возникли закрытые слоги, нехаракт. для ДРЯ старшего периода. Ср.: после падения: по-сол, лод-ка, весь, страшен ; до падения: посо-лъ, ло-дъ-ка, вь-сь, стра-шь-нъ . Однако надо иметь ввиду, что общая тенденция к открытости слога (расположение звуков по степени возраст. звучности) сохранялась, и чтоважно, она не утратила своего значения в СРЯ до сих пор.

Вследствие падения редуц. в рус. яз. возникли новые чередования гласных звуков в пределах разных форм одного и того же слова - чередование о, е с нулем звука: сон - сна, рожь - ржи, ложь - лжи, кусок - куска, день – дня, пес - пса, пень - пня . Такого рода чер. называют фонетич. беглостью на том основании, что появление беглых звуков о, е обусловлено прояснением ъ, ъ всильной и исчезновением их в слабой позициях. От фонетич. беглости следует отличать беглость по аналогии, или подражательную беглость: лед - льда, камень - камня, ров - рва, потолок - потолка . В словах лед, камень, ров, потолок гласные о, е исконные; в косв. же падежах (льда, камня, рва, потолка) звуки о, е выпадают по аналогии к формам Р.п. сна, дня и подобным..

Явления грам. аналогии, связанные с падением ъ, ь в ДРЯ были многочисл. и разнообр. Отражена беглость гласных о, е и в СРЛЯ.

В ряде говоров ДРЯ, в частности галицко-волынских, в новых закр. слогах гласные о, е стали удлиняться. Так, о изменилось в о долгое , а е в е долгое , кот. стали обозначать в памятниках буквой h а для долгого о не было особого знака, писали два оо напр.: камень – камен` (слог закр., в нем е стал долгим камен" , писали каменh; матерь (В.п. позже И.п), ма-тhре, конь - кōн, коонь; волъ – вōл – воол.

В дальнейшем возникшие в новых закр. слогах долгие о, е перешли в i. Это явл. до сих пор отраж в совр. укр. яз.: камiнь, кiнь, вiл, нiс (нос), захiд (запад), шiсть, нiч, осiнь и подобн. Процесс перехода о в i, е в i, по мнению А.А.Потебни, А.И.Соболевского и др. лингвистов, проходил через стадию дифтонгов. Так, видоизме­нение ō долгого прошло стадии уо, уе, уи, yi - наконец i; ē - ие - i,

В совр. черниговских говорах и сейчас произносят куонь (конь), пiеч (печь), шiесть (шесть), что может служить доказательством наличия дифтонгов на месте долгих о, е.

В укр. памятниках случаи перехода ē в i, о в i в новых закр. слогах отраж. с 12 в., но особенно ярко в 14-17 вв. Интересно, что в тех же самых словах, если слог был открытым, перехода е, о в i не наблюдалось. Сравните: вiл, но вола, кiнь, но коня, сiм, но семи, нiж –ножа. Чередование i из о или ē в закр. слоге с о, е в открытом - это яркая черта совр. укр. яз.: стiл - стола; двiр - двора, кiнь - коня и др. Рус. и белорус. языков такой переход исконных о, е в новых закр. слогах в i не коснулся. Это особенность укр. яз.

Падения редуцированных в древнерусском языке – один из основных процессов, который привел к коренной перестройке звуковой системы древнерусского языка и приблизил ее к современному состоянию.

В научной и учебной литературе неоднократно высказывалось мнение о том, что между древнейшим состоянием звуковой системы русского языка и ее современным состоянием лежит падение редуцированных.

В фонетической системе падение редуцированных заключалось в том, что звуки [ь] и [ъ] перестали существовать как самостоятельные фонемы.

Изменение звуков [ъ] и [ь] зависело от их фонетической позиции. Если редуцированные [ъ] и [ь] находились в слабой фонетической позиции, то они постепенно утрачивались, если же [ъ] и [ь] находились в сильном положении, то редуцированные звуки вокализовались, т.е. прояснялись в гласные полного образования: [ъ] вокализовался (прояснился) в гласный полного образования [о], а редуцированный [ь] – в гласный [е].

Падение редуцированных не только коренным образом перестроило фонетическую систему, но и отразилось на всех уровнях древнерусского языка – фонетическом, лексическом, морфологическом (таблица 31).

Таблица 31 – Следствия падения редуцированных

Изменения в фонетичес ких законах	1.Прекращает действие ЗОС.
2.Потерял актуальность ЗСС: в одном слоге стали возможны звуки разной артикуляции (в слове лес после утраты конечного редуцированного в одном слоге оказались вторично смягченный согласный, гласный переднего ряда и твердый согласный, что было несвойственно древнерусскому языку).
3.Активизируются новые фонетические законы – ассимиляция, диссимиляция, упрощение групп согласных, оглушение на конце слова; качественная редукция гласных звуков.
4.Падение редуцированный обусловило процесс перехода [е] в [о].
Изменения в структуре слова, слога	1. Изменяется структура слога, т.к. перестает действовать закон восходящей звучности (хотя тенденция к восходящей звучности сохраняется); в одном слоге стали возможны звуки разной артикуляции.
2.Изменяются границы слогораздела сто/лъ- стол/.
3.Изменяется количество слогов в слове.
4.Появляются слоги и слова, оканчивающиеся на согласный звук.
5.Появляются односложные слова (стол, сон).
6.Появляются слова, состоящие из одного согласного звука (в, с).
Изменения в области гласных	1.Утрачиваются две самостоятельные фонемы [ъ], [ь] (движение от системы с главенствующей ролью вокализма к консонантной системе).
2.Появляются гласные [о], [е], восходящие к [ъ], [ь]: дьнь >день, сънъ>сон.
3. Возникает беглость гласных – чередования е,о // Ǿ (день - дня), в том числе беглости по аналогии (ров – рва, лед - льда).
4. Возникает гласный [о] между труднопроизносимыми согласными: огнь > огонь, угль>уголь.
5. Возникают гласные [о],[е] в формах Р.п. мн.ч. существительных с бывшими основами на *ā и *ŏ: земля – земель, стекло – стекол.
Изменения в области согласных	1. Появляются новые группы согласных: палъка – палка.
2. Происходит изменение согласных звуков в результате: - ассимиляции звуков по глухости-звонкости, мягкости-твердости: лавъка – лавка, правьда – правда; - диссимиляции: конечьно – конечно, чьто – что; - оглушения звонких согласных в абсолютном конце слова: кръвь – кровь.
3. Происходит упрощение групп труднопроизносимых согласных: сълньце – солнце, неслъ – нес.
4. Появляется новая фонема [ф]. На восточнославянской почве происходит развитие звука [ф], исконно чуждого славянским языкам: звонкий [в], попадая в фонетическое положение конца слова, становится глухим, в результате [ф] становится самостоятельной фонемой.
5. В результате падения напряженных редуцированных возникают новые сочетания согласных с [j]: [друз’jа], [колос’jа].
6.Оформляется категория соотносительности согласных по глухости-звонкости
7. Происходит полное освобождение твердости-мягкости согласных от позиционных условий
Изменения в области лексики	В результате структурных изменений затемнена этимология многих слов, происходит разрыв семантических связей у родственных слов: дъска, дъщанъ > чан.
Изменения в области грамматики	1. Появляются новые средства выражения грамматического значения: - беглость гласных после завершения ППР становится морфологическим средством (ср. слова, возникшие в позднюю эпоху шпаргалка – шпаргалок, комсомолец - комсомольца); - появляются нулевые морфемы – суффиксы и флексии: стол (стола), нес (несла).
	2. Появляются морфемы, состоящие из одного согласного (приставки с-, в-, суффикс -н-).

Среди причин, вызвавших падение редуцированных, можно отметить следующие факты: 1) редуцированные звуки занимали особое положение в системе гласных древнерусского языка, [ъ] и [ь] могли находиться либо в сильной, либо в слабой позиции (в отличие от других гласных); 2) по своему качеству редуцированные, находящиеся в сильном положении, практически не отличались от гласных полного образования, ср. [ъ] и [о] – гласные заднего ряда среднего подъема, [ь] и [е] – гласные переднего ряда среднего подъема.

Процесс падения редуцированных находит свое отражение во всех славянских языках, но хронология и результаты данного процесса имеют свои отличия в разных славянских языках.

В древнерусском языке этот процесс наиболее активно проходил приблизительно во второй половине XII в. Однако можно сделать предположение, что в слабой позиции утрата редуцированных началось уже в XI в.. Так, в древнерусской надписи на Тьмутараканском камне 1068 г. встречается написание слова кн#зь без [ъ] после к.

Утрата редуцированных в слабой позиции, «вероятно, шла не одновременно в разных фонетических положениях. По мнению А. А. Шахматова (а также Л. П. Якубинского), эта утрата раньше всего осуществлялась в начальном первом предударном слоге: [къназь] > [кназь ], [съна] > [сна] и т.д Но, как видно, более ранняя утрата редуцированного была обусловлена еще и тем, что в ряде случаев слабый редуцированный в слове не был поддержан сильным в других формах этого же слова. Так, в слове [съна] слабый [ъ] мог держаться дольше, так как в имен. пад. [сънъ] он в корне был сильным (изменился позже в [о] - [сон])...

Кроме того, редуцированные рано исчезли в положении конца слова, где они были всегда в слабом положении. Однако их написание в этом положении сохранялось долгое время в силу того, что они указывали на границу слова при древнерусском слитном, без разделения на слова, письме, а позже обозначали твердость или мягкость предшествующего согласного. Написание [ъ] и [ь] на конце слова по традиции сохранялось вплоть до реформы 1917 года.

Судьба редуцированных [ы], [и]

Редуцированные гласные [ы], [и] в эпоху падения редуцированных также подверглись изменениям. В говорах, легших в основу великорусского языка, сильные [ы], [и] изменились в [о], [е]. В говорах, легших в основу украинского и белорусского языков, – в [ы], [и]. В русском языке произношение [о], [е], восходящих к редуцированным [ы], [и], сохранилось только под ударением.

Редуцированные [ы], [и], восходящие к [ъ] и [ь]:

1) в эпоху падения редуцированных изменились в [о], [е];

2) [о] сохраняется в ударном положении: молодъ-и → молодыи → молодои; ударная позиция с [е] отсутствует в русском языке;

3) в безударном (заударном) положении [о], [е] после развития качественной редукции изменяются в [ъ] и [ь]: новъ-и → новыи → новои → нов[ъ]и (новый); синь-и → синии → синеи → син[ь]и (синий); написание -ый, -ий обусловлено старославянской традицией (в старославянском языке редуцированные [ы], [и] изменились в [ы], [и]).

Редуцированные [ы], [и], восходящие к исконным [ы], [и]:

1) в эпоху падения редуцированных изменились в [о], [е] и сохранились в положении под ударением: *pejь → *pii → [пии] → пей (укр. пий); *mujQ → [мыиу] → мою (укр. мию);

2) в безударном положении редуцированные [ы], [и], восходящих к исконным [ы], [и], были утрачены: *pijQ → пью.

Лабиализация

Лабиализация – это процесс перехода гласного переднего ряда [е] в лабиализованный гласный непереднего ряда [о]. Процесс перехода [е] в [о] (приобретение признака лабиализованности) – специфичный восточнославянский процесс. Существуют три разновидности процесса лабиализации, которые протекают в разные исторические периоды, имеют разные причины и условия (таблица 32).

Таблица 32 – Лабиализация

I лабиализация
Позиция, условия	Механизм	Время	Примеры
Переход начального в [о] в результате межслоговой диссимиляции	1) утрата j; 2) возникновение [о] в результате межслоговой диссимиляции (условия: во II слоге находятся гласные [е], [и]).		*jesenь - осень *jelenъ - олень *jedinь - одинъ
II лабиализация
Переход [е] в [о] в дифтонгическом сочетании *telt под влиянием лабиовеляризованного *l	Лабиовеляризованный *l влияет на негубной гласный е, который изменяется в о.	после распада ПЕ в дописьменный период	*pelnъ - полонъ *melkо - молоко *holmъ - шеломъ (после мягких шипящих иск.е (ср.плен,шлем)

Окончание таблицы 32 – Лабиализация

История звука [ě] (ять)

Звук [ě] (ять) в системе древнерусского языка был особой фонемой переднего ряда средневерхнего подъема. В разных восточнославянских диалектах звук [ě] (ять), вероятно, произносился по-разному: как гласный средневерхнего подъема и как дифтонг ие (ср., в старославянском языке [ě] – гласный нижнего подъема).

По своей этимологии [ě] (ять) – гласный двоякого происхождения:

1) [ě] (ять) монофтонгического происхождения восходит к *ē, который в результате количественно-качественных преобразований изменился в [ě] (ять).

2) [ě] (ять) дифтонгического происхождения восходит к дифтонгам *oi, *ai, которые в результате действия закона открытого слога изменились в [ě] (ять).

Гласный [ě] (ять) монофтонгического происхождения также наблюдается в неполногласных сочетаниях, унаследованных из старославянского языка. В этих сочетаниях [ě] (ять) восходит к *ĕ: tĕrt > trĕt > trēt > -рh-.

В результате исторического развития звук [ě] в некоторых говорах совпал по своему качеству со звуком [и]; в говорах, легших в основу литературного языка, [ě] постепенно совпадает с гласным [е] (в живом разговорном языке приблизительно концу XVII – началу XVIII века, в литературном языке – в XVIII веке); в ряде говоров [ě] (ять) сохранился как особый звук.

В современном литературном языке укрепился ряд слов с [и] на месте h: дитя, сидеть, мизинец, свидетель, ср. дhт#, сhдhти, мhзиньць, свhдhтель (таблицы 33, 34).

Таблица 33 – Перечень наиболее употребительных слов, в которых гласный е восходит к звуку [ě], обозначаемому буквой h

Алексей апрель бегать, бежать беда белый белка болезнь брег ведать ведьма вежливый ведро век веко веник вера вес весть ветер ветка вещать влечь вместе вред время где гнев	гнедой гнездо грех две девица дед дело дети древо дремать еда есть (принимать пищу) едкий езда железо затеять звезда зверь здесь змей зрелый зрение клетка колено крепкий левый	лезть лекарство лень лес летать лето медведь мел мелкий менять мена мера мерить месить место месяц метить мех мешать мешок млечный надеяться наседка насекомое наследовать невеста невестка неделя	недра некто (нечто) некуда немой немец нет ныне обе обед обет обрести одевать орех ответ пена песок петух петь песня песок пешком плен плесень пре-, пред- пример примета редкий	резать резвый резкий река репа речь решето свежий свет свидетель свирепый сев север седло седой семя сено серый сесть след слепой смелый смена смех снег совет спелый	спешить среда стена стрела телега тело темя тень тесный тесто трезвый успех хлеб хлев цвет цедить целовать целый цена цеп цепочка (при)цепить цепенеть человек чем чрево шлем свирепый сидеть
*Отсутствие 3 лабиализации в позиции под ударением после мягкого перед твердым может свидетельствовать о том, что гласный [е] восходит к [ě] (h): ср. медведь, мёд – [е] восходит к *ĕ; есть, едать, ведать – [е] восходит к [ě] (h); соответственно, в древнерусском – медъвhдь. *Отсутствие 3 лабиализации в позиции под ударением после мягкого перед твердым может свидетельствовать о том, что слово является заимствованным.

Таблица 34 – Перечень наиболее употребительных словообразовательных и морфологических категорий, в которых е восходит к звуку [ě] (h)

Звуку [ě] дифтонгического происхождения
Окончания Д.п. и П.п. ед. ч. существительных, личных и возвратных местоимений.	сторонh, на дворh, тебh, мънh, себh
Окончания Т.п. ед.ч. местоимений кто, что, тот, весь; окончания косвенных падежей мн.ч. местоимений типа те, все; местоимение те.	кhмъ, чhмъ, тhмъ, всhмъ тh, тhхъ, тhмъ, тhми
Наречия, образованные от форм Т.п. местоимений кто, что, тот, весь.	зачhмъ, совсhмъ, затhмъ
Звуку [ě] монофтонгического происхождения
Суффиксы сравнительной степени прилагательных и наречий -ее-(-hе-) и превосходной степени прилагательных -ейш-, -айш- (-hиш-, -аиш-).	добрhе, добрhишии
Суффиксы инфинитива на -еть (кроме «умереть», «тереть», «запереть» и их производных) и образованных от тех же основ глагольных форм и отглагольных существительных.	терпhти, терпhние видhти, видhнъ, видhние, горhлъ, горhлыи, горhлъка
Наречия, возникшие на базе предложно-падежных форм с h	вкупh
Приставки пре-, пред-, предлог пред	прh-, прhд-
В корнях с неполногласием -ле- (лh-), -ре- (рh-): Млечный, прибрежный, шлем, среда (см. перечень слов с неполногласием)	млhко, брhгъ, шлhмъ, срhда

Падение редуцированных и последствия этого процесса в истории языка Занятие «Школы юного филолога» МОУ "СОШ 13 с УИОП"

Какие звуки в современном русском языке мы называем редуцированными, т.е. сокращёнными, ослабленными? Гласные О, Э, А в слабой (безударной) позиции В сильной позиции эти гласные не изменяют своего качества. Раньше в древнерусском языке были и до сих пор в церковно- славянском сохранились редуцированные Ъ (ер), Ь (ерь), которые обозначают очень сокращённые звуки О и А или Э и А после мягкого согласного. В 11 веке начинается процесс падения редуцированных звуков. МОУ "СОШ 13 с УИОП"

Что это значит – «падение»? Куда они могли «упасть»? «Упали» – значит, перестали произноситься или изменили качество произношения, стали другими звуками. Сравним слова: Стол – столъ Утка – утъка Кто – къто Что – чьто Сон – сънъ День – дьнь В каких словах в современном русском языке Ъ и Ь не отображены на письме? На конце слова, между согласными МОУ "СОШ 13 с УИОП" Слабой считалась позиция Ъ и Ь, если дальше слог полного образования, то есть слог с гласной в сильной позиции.

А в какой позиции редуцированные Ъ и Ь стали произноситься как гласные полного образования О и Э? Сравним слова: Стол – столъ Утка – утъка Кто – къто Что – чьто Сон – сънъ День – дьнь В сильной позиции, то есть под ударением МОУ "СОШ 13 с УИОП"

Вывод В живой речи славян в 11 веке в слабых позициях редуцированные гласные перестали произноситься и отображаться на письме В сильных позициях редуцированные превратились в гласные полного образования: Ъ – в О, Ь – в Э. МОУ "СОШ 13 с УИОП"

Церковно-славянские книжники продолжали писать по- старому, хотя иногда делали ошибки под влиянием устной разговорной речи. В древнерусском языке падение Ъ и Ь произошло в 12 веке и очень сильно отразилось на фонетической системе русского языка. Этот процесс буквально преобразил всю фонетическую систему. МОУ "СОШ 13 с УИОП"

Каковы же были последствия падения редуцированных? МОУ "СОШ 13 с УИОП" Понаблюдаем: КДЕЬГ Звуки К и Д оказались рядом, и звонкий Д оказал влияние на предшествующий глухой звук К. Произошло «уподобление» (ассимиляция) звука К звуку Д по звонкости, звук К стал звонким Г.

Потренируемся! Съдесь – здесь Съдоровъ – здоров Сънимати – снимать С процессом падения редуцированных связано и такое явление в современном русском языке, как чередование гласных звуков О и Э с нулём звука, например: сон – сна, день – дня. Гласные, которые исчезают при чередовании, мы называем беглыми. Беглыми в русском языке могут быть только бывшие редуцированные гласные Ъ и Ь, ныне буквы О и Е. МОУ "СОШ 13 с УИОП"

Связь правописания слов с историей языка Какое правило русского языка связано с процессом падения редуцированных? Суффиксы ИК и ЕК существительных Почему ЕК пишется, если Е «убегает», как это правило связано с процессом падения редуцированных? Так как Ь перешло в Е, этот звук чередуется с нулём звука Вставьте пропущенные буквы в современные слова: Цветоч…к, горош…к, моточ…к, мешоч…к, звоноч…к, ключ…к, воробыш…к, внучо…к, местеч…к, рыбёш…к, братиш…к, вазоч…к, зверюш…к, перст…нь, пес…н, мороз…ц, владел…ц, младен…ц. МОУ "СОШ 13 с УИОП"
11 Сравните Посол – посол Посла – посола Послу – посолу Почему при склонении существительного посол (посланный, посланец) исчезает один гласный звук из основы? Почему в другом слове посол (засол), которое звучит так же, ударный О не «убегает» в косвенных падежах, где окончания у обоих слов одинаковые? МОУ "СОШ 13 с УИОП"

Проверь себя! Посол – посланник Посолъ – посол Посъла – посла Посълу – послу Посол – засол Посълъ – посол Посъла – посола Посълу - посолу МОУ "СОШ 13 с УИОП" Редуцированные безударные гласные «падали», исчезали, а под ударением не исчезали, наоборот, изменяли своё качество в более сильную сторону, превращаясь в гласные полного образования: ЕР – в О, ЕРЬ – в Э. Таким образом, в словах первой колонки редуцированный Ъ упал, так как был в безударном положении, а в словах второй колонки сохранился, перейдя в гласный полного образования О, так как стоял в ударном положении.