Державин Гаврила Романович (1743-1816). Русский поэт. Представитель русского классицизма. Г.Р. Державин родился близ Казани в семье мелкопоместных дворян. Род Державиных вел начало от потомков мурзы Багрима, добровольно перешедшего на сторону великого князя Василия II (1425-1462 гг.), что засвидетельствовано в документе личного архива Г.Р.Державина.
Творчество Державина глубоко противоречиво. Раскрывая возможности классицизма, он в то же время разрушал его, прокладывая путь романтической и реалистической поэзии.
Поэтическое творчество Державина обширно и в основном представлено одами, среди которых можно выделить гражданские, победно-патриотические, философские и анакреонтические.
Особое место занимают гражданские оды, адресованные лицам, наделенным большой политической властью: монархам, вельможам. К лучшим из этого цикла принадлежит ода "Фелица" посвященная Екатерине II.
В 1762 году Державин получил вызов на военную службу в Петербург, в лейб-гвардии Преображенский полк. С этого времени и начинается государственная служба Державина, которой поэт посвятил свыше 40 лет жизни. Время службы в Преображенском полку - это и начало поэтической деятельности Державина, которая без сомнения сыграла исключительную важную роль в его служебной биографии. Судьба бросала Державина на различные военные и гражданские посты: он был членом особой секретной комиссии, главная задача которой состояла в том, чтобы схватить Е.Пугачева; несколько лет находился на службе у всесильного генерал-прокурора кн. А.А.Вяземского (1777-1783 гг.). Именно в это время он пишет свою знаменитую оду "Фелица", опубликованную 20 мая 1873 г. в "Собеседнике любителей российского слова".
"Фелица" принесла Державину шумную литературную славу. Поэт был щедро награжден императрицей золотой табакеркой, осыпанной бриллиантами. Скромный чиновник департамента Сената стал известнейшим на всю Россию поэтом.
Борьба против злоупотреблений вельмож, дворянства и чиновничества за благо России была определяющей чертой деятельности Державина и как государственного деятеля, и как поэта. А силу, способную достойно руководить государством, вести Россию к славе, к процветанию, к "блаженству", Державин видел только в просвещенной монархии. Отсюда появление в его творчестве темы Екатерины II - Фелицы.
В начале 80-х гг. Державин не был еще близко знаком с императрицей. Создавая ее образ, поэт использовал рассказы о ней, о распространении которых заботилась сама Екатерина, автопортрет, нарисованный в ее литературных сочинениях, идеи, проповедовавшиеся в ее "Наказе" и указах. В то же время Державин очень хорошо знал многих видных вельмож екатерининского двора, под начальством которых ему приходилось служить. Поэтому идеализация образа Екатерины II у Державина сочетается с критическим отношением к ее вельможам,
Сам образ Фелицы, мудрой и добродетельной киргизской царевны, взят Державиным из "Сказки о царевиче Хлоре", написанной Екатериной II для внуков. "Фелица" продолжает традицию похвальных од Ломоносова и вместе с тем отличается от них новой трактовкой образа просвещенного монарха. Просветители видят теперь в монархе человека, которому общество поручило заботу о благе граждан; на него возложены многочисленные обязанности по отношению к народу. И державинская Фелица выступает как милостивая монархиня-законодательница:
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь...
Известно, что источником создания образа Фелицы был документ "Наказ комиссии о составлении проекта нового Уложения" (1768), написанный самой Екатериной II. Одна из основных идей "Наказа" -- необходимость смягчения существовавших законов, допускавших на допросах пытки, смертную казнь за незначительные провинности и т. п., поэтому Державин наделил свою Фелицу милосердием и снисходительностью:
Стыдишься слыть ты тем, великой,
Чтоб страшной, нелюбимой быть;
Медведице прилично дикой
Животных рвать и кровь их пить.
И славно ль быть тому тираном,
Великим в зверстве Тамерланом,
Там можно пошептать в беседах
И, казни не боясь, в обедах
За здравие царей не пить.
Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить
Или портрет неосторожно
Ее на землю уронить.
Принципиально новым было то, что с первых же строк оды русскую императрицу (а в Фелице читатели легко угадывали именно Екатерину) поэт рисует прежде всего с точки зрения ее человеческих качеств:
Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом...
Державин хвалит Екатерину и за то, что с первых дней своего пребывания в России она стремилась во всем следовать "обычаям" и "обрядам" приютившей ее страны. Императрица преуспела в этом и вызвала к себе и при дворе, и в гвардии симпатии.
Новаторство Державина проявилось в "Фелице" не только в трактовке образа просвещенного монарха, но и в смелом соединении хвалебного и обличительного начал, оды и сатиры. Идеальному образу Фелицы противопоставлены нерадивые вельможи (в оде они названы "мурзами"). В "Фелице" изображены самые влиятельные при дворе лица: князь Г. А. Потемкин, графы Орловы, граф П. И. Панин, князь Вяземский. Их портреты были настолько выразительно выполнены, что оригиналы угадывались без труда.
Критикуя избалованных властью вельмож, Державин подчеркивает их слабости, прихоти, мелочные интересы, недостойные высокого сановника. Так, например, Потемкин представлен как гурман и чревоугодник, любитель пиров и увеселений; Орловы "кулачными бойцами и пляской" веселят "свой дух"; Панин, "о всех делах заботу оставя", ездит на охоту, а Вяземский свой "ум и сердце" просвещает -- "Полкана и Бову" читает, "над Библией, зевая, спит".
Просветители понимали жизнь общества как постоянную борьбу истины с заблуждением. В оде Державина идеалом, нормой является Фелица, отклонением от нормы -- ее нерадивые "мурзы". Державин первый начал изображать мир таким, как представляется он художнику.
Несомненной поэтической смелостью было появление в оде "Фелица" образа самого поэта, показанного в бытовой обстановке, не искаженного условной позой, не стесненного классическими канонами. Державин был первым русским поэтом, сумевшим и, главное, захотевшим нарисовать в произведении свой портрет живым и правдивым:
Сидя дома, я прокажу,
Играя в дураки с женой...
Обращает на себя внимание "восточный" колорит оды: она написана от лица татарского мурзы, в ней упомянуты восточные города -- Багдад, Смирна, Кашмир. Конец оды выдержан в хвалебном, высоком стиле:
Прошу великого пророка,
До праха ног твоих коснусь.
Образ Фелицы повторяется в последующих стихотворениях Державина, вызванных различными событиями в жизни поэта: "Благодарность Фелице", "Изображение Фелицы", "Видение мурзы".
Высокие поэтические достоинства оды "Фелица" принесли ей широкую по тому времени известность в кругах наиболее передовых русских людей. А. Н. Радищев, например, писал: "Преложи многие строфы из оды к Фелице, а особливо, где мурза описывает сам себя, без стихов останется почти тоже поэзия". "У каждого, умеющего читать по-русски, очутилась она в руках", - свидетельствовал О. П. Козодавлев, редактор журнала, где ода была напечатана.
Державин сравнивает правление Екатерины с жестокими нравами, царившими в России во времена бироновщины при императрице Анне Иоанновне, и воздает хвалу Фелице за ряд полезных для страны законов.
Ода "Фелица", в которой Державин соединил противоположные начала: положительное и отрицательное, патетику и сатиру, идеальное и реальное, - окончательно закрепила в поэзии Державина то, что начиналось в 1779 г., - смешение, ломку, ликвидацию строгой жанровой системы
Цели : дать краткую характеристику творчества Г. Р. Державина, поэта выдающегося, с независимыми взглядами и суждениями, смелого и решительного; помочь учащимся почувствовать новаторский характер лирики поэта; раскрыть взгляды Державина на роль поэта и поэзии в жизни общества.
Ход уроков
Эпиграф к уроку :
Ум и сердце человечье
Были гением моим.
Г. Р. Державин. Признание
I. Опросподомашнемузаданию. (См.вопросывпредыдущем плане.)
II. Вступительное слово учителя о Г. Р. Державине.
Эти слова принадлежат замечательному поэту конца XVIII - начала XIX века Гавриилу Романовичу Державину (1743-1816). В его характере, жизни и творчестве как в зеркале отразилась противоречивая эпоха конца XVIII-начала XIX века.
Выходец из дворян, рано потерявший отца, Державин прошел трудную «школу жизни». Начал свою службу в Преображенском полку в Петербурге простым солдатом, а закончил ее личным секретарем Екатерины II и министром юстиции.
Онвсегодостигсамостоятельно,безчьих-либопротекцииипокровительства.Всюжизньстарался«восполнитьнедостаткиобразования». (Сначала учился в училище г. Оренбурга, затем - в Казанской гимназии, которую так и не окончил, так как ушел служить в Преображенский полк солдатом.) «В сей-то академии нужд и терпения научился я и образовал себя», - писал он впоследствии.
Далее уже на государственной службе Державин познакомился и подружился с писателем-сатириком В. Капнистом, автором пьесы «Ябеда». А поэт, музыкант и живописец Николай Львов стал верным другом его на всю жизнь.
Человек прямой, честный и открытый, с сильно развитым чувством собственного достоинства, Державин часто вызывал нападки со стороны своих начальников. Иногда Н. Львов помогал улаживать конфликты, которые постоянно преследовали Державина.
Прослужив несколько лет на гражданской службе под начальством князя А. А. Вяземского, Гавриил Романович вынужден был уйти в отставку.
Общественные взгляды Державина были достаточно консервативны: он был убежденным сторонником просвещенной монархии и защитником крепостного права. Но еще в ранних своих поэтических произведениях требовал от власть имущих высокого общественного сознания, гражданского подвига и справедливости.
Стихи Державин любил страстно. Сначала писал, подражая одам Ломоносова. Произведения его, часто появлявшиеся в журналах, обращали на себя внимание читателей (хотя были без подписи автора).
Одно из лучших поэтических произведений посвящено известному в то время богачу и вельможе А. И. Мещерскому, на пирах которого бывал Державин, - ода «На смерть князя Мещерского». (Фрагменты зачитать.) Но настоящая слава пришла к поэту, когда он написал оду под названием «Фелица» (1783 г.) (от лат. феликс , что значит «счастье» ). Хотя ода была напечатана анонимно, авторство свое Державину пришлось открыть.
III. Выразительное чтение оды «Фелица».
IV. Беседа по вопросам :
1. Кому Державин посвятил оду?
2. С какими словами поэт обращается к Екатерине II?
3. Действительно ли Екатерина II была «идеальной» правительницей? Почему так много хвалебных слов в ее адрес?
4. Кого и как из «сильных мира» высмеял Державин? (Фаворита императрицы - всесильного Г. А. Потемкина, известного своей любовью к пышным развлечениям; графа А. Г. Орлова, большого любителя лошадей и кулачных боев; управляющего казной князя А. А. Вяземского; хозяина крепостного оркестра роговой музыки С. К. Нарышкина и других вельмож.)
5. О «Фелице» Державин написал: «Это такого рода сочинение, какого на нашем языке еще не было». Что имел в виду поэт? (Поэт имел в виду нарушение строгих правил классицизма. Юмор, элементы нравописания, реальный быт, будни, разговорно-непринужденный тон властно вторгаются в строфы державинской оды. Герои «Фелицы» приобретают «черты живых людей, одическое «пение» перебивается сатирическим смехом. Впервые в русской поэзии налицо то «необыкновенное соединение самых высоких слов с самыми низкими и простыми», которые Н. В. Гоголь считал главной особенностью поэтического стиля Державина. Все это свидетельствовало об «эволюции жанра оды», о разрушении всей «художественной системы классицизма» .)
6. Докажите, что ода «Вельможа» (1794) имела для Державина программный характер. (В произведении - смелое «скрещение» высокого слога с просторечными словами. Автор дал контрастное изображение идеального вельможи и вельможи, позорящего свое звание. Особенно это видно в знаменитых строках:
Осел останется ослом,
Хотя осыпь его звездами;
Где должно действовать умом,
Он только хлопает ушами.)
7. Каким, по мнению Державина, должен быть государственный деятель? (Ода «Властителям и судиям».)
V. Знакомство со стихотворениями «На взятие Измаила», «На переходАльпийскихгор»,«Снигирь»,«НапобедывИталии»(по выбору).
Вопросы:
1. Какова главная мысль державинских стихотворений? (Автор отражает героику своего времени, блестящие победы русского оружия.)
2. О каких русских полководцах идет речь в прочитанных произведениях? (И сам поэт, и многие его выдающиеся современники «оживают» длянас.Державинпрославляетрусскихполководцев - Н. В. Репнина, П. А. Румянцева, А. В. Суворова. Поэт оплакивает не только Суворова - полководца, но и Суворова - реального человека, разделяющего с солдатами все тяготы походной жизни, - ода «Снигирь».)
3. Что больше всего ценил Державин в русском народе? (Русский народ, русский солдат - главный герой его победно-патриотических од. В человеке Державин больше всего ценил величие гражданского и патриотического подвига.)
VI. Знакомство со стихотворением «Памятник» (1796).
Стихотворение «Памятник» - вольное переложение оды древнеримскогопоэта Горация.
В чем видит Г. Р. Державин свою заслугу перед Отечеством, перед русским народом?
Автор размышляет (в стихотворении, написанном за несколько дней до смерти) о воздействии поэтического слова на современников и потомков, о праве поэта на любовь сограждан, на бессмертие. Бессмертие, по мысли Державина, дано не царям, а поэтам. Провозглашая свое право на историческое бессмертие, Державин поясняет:
…первым я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям с улыбкой говорить.
Домашнее задание.
Индивидуальные задания по творчеству В. А. Жуковского (по группам):
1-я группа . Формирование личности Жуковского.
2-я группа . Выразительно прочитать одну из элегий Жуковского, дать краткий анализ («Майское утро», «Сельское кладбище», «Вечер»).
3-я группа . Сообщение о ранее изученной балладе «Светлана», выразительное чтение отрывка.
4-я группа. Романтическое стихотворение (по выбору учащихся) прочитать, дать краткий анализ.
– почти исключительно лирика. Трагедии, которые он писал в последние годы, не имеют значения. Проза важнее. Его Рассуждение о лирической поэзии – замечательный пример не слишком информированной, но вдохновенной критики. Комментарий, написанный им к собственным стихам, полон прелестных, странных и много проясняющих подробностей. Мемуары очень убедительно рисуют его нелегкий и упрямый нрав. Проза его, стремительная и нервная, совершенно свободна от педантических завитушек германо-латинской риторики и, вместе с суворовской, представляет самую индивидуальную и мужественную прозу столетия.
Портрет Гавриила Романовича Державина. Художник В. Боровиковский, 1811
В лирической поэзии Державин велик. Даже просто по силе воображения он один из немногих величайших русских поэтов. Дух его поэзии классический, но это классицизм варвара. Его философия – веселое и жадное эпикурейство , не отрицающее Бога, но относящееся к нему с бескорыстным восхищением. Он принимает смерть и уничтожение с мужественной благодарностью за радости быстротечной жизни. Он забавно соединяет высокоморальное чувство справедливости и долга с твердым и сознательным решением наслаждаться всей полнотой жизни. Он любил высокое во всех его формах: метафизическое величие деистического Бога, физическое величие водопада, политическое величие империи, ее строителей и воинов. Гоголь был прав, когда назвал Державина «поэтом величия».
Но хотя все эти черты присущи классицизму , Державин был варвар, не только в своей любви к материальным наслаждениям, но и в своем использовании языка. «Гений его, – сказал Пушкин , – мыслил по-татарски и по недостатку времени не знал русской грамматики». Его стиль – это постоянное насилие над русским языком, непрестанная, сильнейшая, индивидуалистическая, мужественная, но часто и жестокая его деформация. Как и его великий современник Суворов , Державин не боялся потерь, когда дело шло о победе. Величайшие его оды (и Водопад в том числе) часто состоят из отдельных головокружительных пиков поэзии, вздымающихся над хаотической пустыней корявых общих мест. Поэтическая сфера Державина очень широка. Он писал похвальные и духовные оды, анакреонтические и горацианские стихотворения, дифирамбы и кантаты, а в позднейшие годы даже баллады. Он был смелым новатором, но новации его не противоречили духу классицизма. В своем парафразе горациевского Exegi Monumentum (Памятник ) он обосновывает свое право на бессмертие тем, что создал новый жанр: шутливую похвальную оду. Дерзкая смесь высокого с реальным и комическим – характерная черта самых популярных державинских од, и именно эта новизна ударила по сердцам его современников с такой неведомою силой.
Гавриил Романович Державин
Но помимо своих новаций Державин – величайший русский поэт самого ортодоксально-классического стиля, он красноречивейший певец великих и незапамятно древних общих мест поэзии и всечеловеческого опыта. Величайшие из его моралистических од: На смерть князя Мещерского – никогда горацианская философия carpe diem (пользуйся сегодняшним днем) не была высказана с таким библейским величием; короткий и сильный парафраз 81-го псалма – против плохих царей, после французской революции навлекший на поэта большое неудовольствие (он мог ответить на обвинения только словами «Царь Давид не был якобинцем, и потому мои стихи никому не могут быть неприятны»); и Вельможа , сильнейшая обвинительная речь против самых выдающихся фаворитов XVIII века, где язвительный сарказм идет рука об руку со строжайшей нравственной серьезностью.
Но в чем Державин неподражаем – это в умении передать впечатления от света и цвета. Он видел мир как гору драгоценных камней, металлов и пламени. Величайшие его достижения, в этом смысле, начало Водопада , где он одновременно достиг и вершины своей ритмической мощи; поразительный Павлин (так своенравно испорченный под конец плоской моральной сентенцией) и стансы На возвращение графа Зубова из Персии (которые, кстати сказать, служат ярким примером державинской независимости и духа противоречия: стихи были написаны в 1797 году, сразу после восшествия на престол Павла I , который Зубова особенно ненавидел, и были обращены к брату последнего фаворита покойной императрицы). Именно в таких стихах и пассажах гений Державина достигает высот. Очень трудно это передать на другом языке, поскольку именно на необычайном характере слов, синтаксиса и прежде всего метрического разделения зиждется производимый ими эффект. Его сверкающие зрительные вспышки и риторические извержения и делают Державина поэтом «пурпурных пятен» по преимуществу.
Очень своеобразный раздел державинского поэтического творчества представляют анакреонтические стихи последних лет (впервые собранные в 1804 году). В них он дает волю своему варварскому эпикурейству и страстному жизнелюбию. Из всех русских поэтов только у одного Державина в его цветущей старости звучала эта нота радостной, здоровой и крепкой чувственности. Стихи выражают не только сексуальную чувственность, но и огромную любовь к жизни во всех ее формах. Такова Жизнь званская ; гастрономически-моралистическое Приглашение на обед и строки Дмитриеву о цыганах (Державин, первый из длинной череды русских писателей – Пушкин, Григорьев , Толстой , Лесков , Блок – отдал должное увлечению цыганской музыкой и пляской). Но среди поздних анакреонтических стихов есть стихи необычайной мелодичности и нежности, в которых (как сам Державин говорит в своих комментариях) он избегал «буквы "р", чтобы доказать медоточивость русского языка».
Поэзия Державина – целый мир поразительных богатств; единственный ее недостаток в том, что великий поэт не был ни примером, ни учителем мастерства. Он не сделал ничего для поднятия уровня литературного вкуса или для улучшения литературного языка; что же касается его поэтических взлетов, то было совершенно ясно, что сопровождать его в эти головокружительные высоты невозможно.
Субъективное политическое мировоззрение Державина было реакционно. Он никогда не сомневался в том, что крепостничество – социальная основа российского государства на веки веков, – ни тогда, когда он орудовал на фронте войны против пугачевцев, ни тогда, когда разразилась французская революция. К самой революции он относился как к бунту, подлежавшему подавлению, а идеи равенства считал безумием. Он, вероятно, никогда и не думал всерьез об основах политики и социальной практики в России; он принимал самодержавие, бюрократию, крепостничество как реальный факт, и не хотел мечтать о чем-либо другом. Он вовсе не был доволен при этом всем, что делало русское царское правительство его времени. Наоборот, он осуждал почти всех руководителей его; но он наивно думал, что дела идут плохо вследствие дурных моральных свойств тех лиц, которые оказались у власти, и что весь вопрос только в выборе лиц, смене их.
Реакционность Державина не мешала ему активно чувствовать себя связанным с народом, – не в вопросах политики, в которых он был беспомощен, а в общем складе мысли, чувства, взгляда на мир. Среди вельможного круга, в который он попал, он чувствовал себя чужим, да и был таким на самом деле. Его бедное детство, годы, проведенные в казарме, наложили на него неизгладимый отпечаток. Весь его грубоватый облик, даже его простое, нисколько не «интеллигентское» лицо, даже его незнание французского языка, необходимого для светского человека того времени, так же как его сочная, совсем демократическая русская речь, – все это ставило его в положение плебея, затесавшегося в «лучшее общество». И его творчество, в котором так много говорится о царях, вельможах, важных людях, находило себе больше отклика вдалеке от дворцов, чем в самих дворцах. Да и не обращался Державин со своей поэзией к придворным, хотя иной раз не прочь был воздействовать своими стихами на самого царя. Но он знал, что право воздействия, что силу его обращениям дает именно эта полускрытая и глубокая связь его слова со складом мысли широкого круга людей.
Может быть, это сознание опоры на сочувствие «публики», это впервые столь ярко обретенное сознание мощи общественной поддержки поэта давало возможность Державину выступить как поэту, подчеркнуто независимому от указки начальства, поэту-судии. Он ощущает себя представителем широкого общественного мнения, не дворянского только, но и вообще народного, и он начинает разговаривать с монархами и вельможами, как равный с равными, не потому, что он дворянин, а потому, что он поэт, голос общества и голос истории. Он хвалит одних деятелей политики, других – порицает и делает это, как власть имущий. Единственный его критерий при этом – благо общества; он понимает это благо неправильно, искаженно, но самый принцип, самый пафос общественного служения, не государственного только, а именно служения обществу, звучал смело и звучал прогрессивно. И Сумароков прославлял долг перед обществом; но субъективная адресованность его уроков дворянству делала его проповедь отвлеченной. Выступление Державина в качестве трибуна всего общества, сила сочувствия общества дали ему возможность говорить не вообще, а конкретно – об Екатерине, о Павле, о Потемкине, о Зубове и других.
Культ служения обществу и, в частности, русскому обществу пронизывает все стихи Державина о себе и о людях и событиях его времени. Бесконечное количество раз он возвращается в своих стихотворениях к проповеди высокого гражданского идеала вельможи – слуги общества и даже царя – слуги общества. Он требует от политического деятеля неподкупной честности, бескорыстного усердия, сознания своей ответственности, принесения всего себя в жертву общественному благу.
Не украшение одежд
Моя днесь Муза прославляет,
Которое, в очах невежд,
Шутов в вельможи наряжает;
Не пышности я песнь пою;
Нe истуканы за кристаллом,
В кивотах блещущи металлом,
Услышат похвалу мою.
Хочу достой нствы я чтить,
Которые собою сами,
Умели титлы заслужить
Похвальными себе делами;
Кого ни знатный род, ни сан,
Ни счастие не украшали,
Но кои доблестью снискали
Себе почтенье от граждан.
(«Вельможа».)
Блажен, когда, стремясь за славой,
Он пользу общую хранил,
Был милосерд в войне кровавой,
И самых жизнь врагов Щадил:
Благословен средь поздних веков
Да будет друг сей человеков.
Благословенна похвала
Надгробная его да будет,
Когда всяк жизнь его, дела,
По пользам только помнить будет;
Когда не блеск его прельщал
И славы ложной не искал.
(«Водопад».)
Державин создает величавый образ идеального государственного мужа и героя, и этим своим идеалом меряет дела и даже помышления всех реальных деятелей своего времени. Его стихи, прославляющие героев русской истории – Суворова, Румянцева, так же, как и его стихи, гневно бичующие недостойных вельмож, смело нападающие на всевластных Потемкиных, Орловых, Зубовых, – это новая гражданская поэзия, предсказывающая рылеевские «Думы» и «Временщика»:
А ты, второй Сарданапал,
К чему стремишь всех мыслей беги?
На то ль, чтоб век твой протекал
Средь игр, средь праздности и неги,
Чтоб пурпур, злато всюду взор
В твоих чертогах восхищали,
Картины в зеркалах дышали,
Мусия, мрамор и фарфор?
На то ль тебе пространный свет,
Простерши раболепны длани,
На прихотливый твой обед
Вкуснейших яств приносит дани;
Токай густое льет вино,
Левант с звездами, кофе жирный,
Чтоб не хотел за труд всемирный,
Мгновенье бросить ты одно?
(«Вельможа».)
Недаром убийственная сатира Пушкина на министра Уварова («На выздоровление Лукулла») представляет собой не столько подражание Горацию, сколько непосредственную стилизацию оды Державина, сознательно повторяет весь облик общеизвестных в то время его стихотворений, вплоть до повторения специфически державинской строфической формы.
Высокий и свободный гражданский пафос Державина, создавший такие шедевры, как «Фелицу», «Вельможу», «Водопад», «Памятник герою» и др., опирался не. только на идею беззаветного служения обществу вообще, но на идею служения родине, в частности, на страстный патриотизм Державина. Именно Россию любит Державин и именно ради благополучия и славы России должны жить и действовать его герои. Об этом ярко писал Чернышевский в «Очерках гоголевского периода русской литературы».
Он указывал здесь, что патриотизм – не фальшивый казенный, хвастливый, квасной шовинизм, а глубокий патриотизм, «страстное, беспредельное желание, желание блага родине» составляет отличительную черту лучших явлений русской культуры; «историческое значение каждого русского великого человека измеряется его заслугами родине, его человеческое достоинство – силой его патриотизма; Ломоносов страстно любил науки, но думал и заботился исключительно о том, что нужно было для блага его родины. Он хотел служить не чистой науке, а только отечеству. Державин даже считал себя имеющим право на уважение не столько за поэтическую деятельность, сколько за благие свои стремления в государственной службе. Да и в своей поэзии, что ценил он? Служение на пользу общую. То же думал и Пушкин. Любопытно в этом отношении сравнить, как они видоизменяют существенную мысль Горациеевой оды «Памятник», выставляя свои права на бессмертие. Гораций говорит: Я считаю себя достойных славы за то, что хорошо писал стихи; Державин заменяет это другим: Я считаю себя достойным славы за то, что говорил правду и народу и царям» .
В самом деле, благо отечества для Державина – все. Он славит по-своему свой народ в своих военных одах; так, например, ода «На взятие Измаила» (она и называлась первоначально «Песнь лирическая россу по взятии Измаила») посвящена прославлению не полководцев, а русского солдата, русского могучего, великодушного героического народа.
Проповедь честного общественного служения и воспевание величия отечества – две основы, две главные идеи од Державина на гражданские и военные темы. Этим темам подчинены все частные их темы. Такова, например, тема «Фелицы», монархини, в цикле од, посвященных Екатерине II. В начале своего творческого пути, в 1780-х годах, Державин создает чрезвычайно обаятельный и величественный образ Фелицы, идеального государственного деятеля, искренне восторженную хвалу ей. Затем положение меняется; Державин разочаровался в Екатерине, и Фелица, идеал правителя, исчезает из его стихов, заменяясь образом частного человека, приятной дамы, Екатерины II. Таким образом, Державин с достаточной смелостью и последовательностью стоял на своей позиции: он не хотел славить монарха за то, что он монарх; он хотел славить лишь благородные общественные деяния; пусть он видел их часто не там, где они были; его поэтический и гражданский пафос был искренним, а его идеал высоким.
С точки зрения своего идеала Державин обозрел в своем творчестве всю свою эпоху, откликнулся на все ее проявления. Однако тут же следует подчеркнуть, что Державин вовсе не был суровым моралистом-стоиком. Идеал общественного служения нимало не противоречил в его понимании идеалу сытой, веселой жизни, идеалу плотских наслаждений. «Живи и жить давай другим» – этот лозунг очень нравится Державину («На рождение царицы Гремиславы»). Он с восторгом описывает пиры, праздники, он не чужд эротики, нисколько, впрочем, не болезненной; он, как никто, упивается в своих стихах изображением вкусных яств, красивых и даже дорогих вещей:
Шекснинска стерлядь золотая,
Каймак и борщ уже стоят;
В графинах вина, пунш, блистая,
То льдом, то искрами манят;
С курильниц благовонья льются,
Плоды среди корзин смеются,
Не смеют слуги и дохнуть,
Тебя стола вкруг ожидая;
Хозяйка статная, младая,
Готова руку протянуть!
(«Приглашение к обеду».)
Гремит музыка, слышны хоры
Вкруг лакомых твоих столов;
Сластей и ананасов горы
И множество других плодов
Прельщают чувствы и питают;
Младые девы угощают,
Подносят вина чередой
И Алиатико с Шампанским,
И пиво Русское с Британским,
И Мозель с Зельцерской водой
(«К первому соседу».)
Он стремится к приятному равновесию по пословице: «делу время, а потехе час», но уж потеху он хочет воспринять всласть, с широким размахом. Эта радость плотских удовольствий, свобода земных страстей, воспетая Державиным так сочно и красочно, – это был не просто низменный идеал сытого помещика; это был гимн освобождения от ставшей уже схоластической морали классицизма, от стоицизма Сумарокова и Хераскова, гимн свободе человеческих стремлений, гимн реальному миру, разрушающему условные схемы, навязанные живым проявлениям индивидуальной воли.
Здесь в Державине звучал пафос эпохи, ломавшей феодальные и церковные узы, тот же пафос, который заставлял Вольтера и Дидро создавать эротические веселые страницы их романов и поэм, полных сатирической борьбы со старозаветной моралью и государственностью («Орлеанская девственница», «Кандид», «Монахиня» и др.), который заставил Радищева сказать в его революционной книге: «Я пью и ем не для того только, чтоб быть живу, но для того, что в том нахожу не малое услаждение чувств. И покаюся тебе, как отцу духовному, я лучше ночь просижу с приго-женькой девчонкою и усну упоенный сладострастием в объятиях ее, нежели, зарывшись в европейские или арабские буквы, в цифры или египетские иероглифы, потщуся отделить дух мой от тела и рыскать в пространных полях бредоумствований».
(«Путешествие из Петербурга в Москву», глава «Подберезье».)
Еще в 1834 г. Белинский написал:
«Державин – это полное выражение, живая летопись, торжественный гимн, пламенный дифирамб века Екатерины, с его лирическим одушевлением, с его гордостью настоящим и надеждами на будущее, его просвещением и невежеством, его эпикуреизмом и жаждою великих дел, его пиршественною праздностью и неистощимою практическою деятельностью».
(«Литературные мечтания».)
Державин был действительно поэтом своего века и своей страны. В его одах рассказано о войнах, которые вела Россия, начиная от конца 1780-х годов и дв 1814 г., о внешнеполитических событиях, и о приобретении Крыма , и о событиях в Польше , и о попытке проникнуть в Персию , рассказано не «вообще», а с конкретными подробностями, точно, живо, откровенно; вот, например, плоды победы в Персии:
О радость, се валят уж к нам
Слоны, богатством нагруженны,
Коврами Инда покровенны;
В его одах рассказано и о внутренних делах, – начиная от открытия новых губерний , организации милиции в 1807 г. , смены фаворитов и министров, и кончая распоряжением властей о том, чтобы в морозные ночи на площадях Петербурга горели костры. В его одах мы найдем сведения об увлечениях общества его времени, – и о том, что в 1780-х годах в аристократических салонах стали заниматься магнетизмом , и о том, какие были моды в то время, например на полосатые фраки. В его одах дана широкая картина быта его времени со множеством характерных деталей: в них показаны и гулянья в Петербурге 1 мая , и дружеские обеды , и народные гулянья на городских площадях , и занятия и развлечения помещиков в деревне , и беседы друзей у камелька , и народная пляска , и танец придворных девушек , и многое, многое другое. В его одах перед нами проходит галерея портретов и характеристик людей его времени. Некоторые из них являются как бы постоянными персонажами целых циклов его стихотворений, например, Екатерина II, Александр I, Потемкин, Румянцев, Суворов и др. Их образы даны у Державина также не в виде отвлеченных схем, а живо, конкретно, индивидуально. Он не скрывает своего личного отношения к ним. Так, Суворов – это его герой; в Суворове Державина подкупает и его непосредственность, и его военный гений, и его человеческая простота, и независимость его мнений, твердость в борьбе с властительными пороками:
Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый Снегирь?
С кем мы пойдем войной на Гиенну?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат.
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари,
В стуже и в зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари;
Тысячи воинств, стен и затворов
С горстью Россиян все побеждать?
(«Снегирь».)
Румянцев для Державина – также благородный деятель и великий полководец. Наоборот, к Потемкину Державин относится двойственно: ему импонирует грандиозный размах мероприятий Потемкина, ореол великолепия, которым сумел окружить себя «светлейший», но он осуждает в нем властолюбие, забвение общественной пользы, неуважение к личности и достоинству человека, гордость зазнавшегося фаворита. Кроме этих главных деятелей, Державин дает в одах множество других портретных зарисовок; тут и Н.В. Репнин, и И.И. Шувалов, и Л.А. Нарышкин, и А.В. Храповицкий, и Е.Р. Дашкова, и П.А. Зубов, и его брат В.А. Зубов, и А.Г. Орлов, и другие. В результате все оды Державина вместе дают пеструю, но чрезвычайно выразительную картину действительности его времени. Самый охват материала, самое количество его у Державина – это уже был шаг к реальности, тем более ощутительный, что в поле зрения Державина попадали конкретные, индивидуальные черты изображаемого – впервые в русской высокой поэзии. Державин ставит перед поэзией задачу воплотить свое время и свою страну не только в ее идейных высотах, но и в ее людях, в ее быте, в характерности ее внешних проявлений. В этой установке творчества Державина сказалась та же его тенденция освободиться от сковывающих его поле и метод зрения схем, навыков и условных представлений, о которых шла речь выше.
Освежающее дыхание действительности, признание ее реальности и правды, освежающее веяние свободы на человека, дерзающего открытыми глазами смотреть на мир и прямо говорить о том, что он видит, чуялось в творчестве Державина, – и это было то же движение, которое руководило художественными открытиями Дидро и даже Жан-Жака Руссо.
Державин изображает свое время именно в пределах своей страны: «можно сказать, – писал Белинский, – что в творениях Державина ярко отпечатлелся русский XVIII век» . Он рисует свою страну с любовью и с пониманием ее. Он не старается увидеть ее в отвлеченных категориях «разума», но он реально видит ее глазами очень индивидуального, но все же типического русского человека. Белинский, резко осуждавший в Державине «риторику», черты классицизма, подчеркивал значение элементов народности, свойственных его поэзии.
В «Литературных мечтаниях» он писал: «Ум Державина был ум русский, положительный, чуждый мистицизма и таинственности. Его стихиею и торжеством была природа внешняя, а господствующим чувством – патриотизм».
«В сатирических одах Державина видна практическая философия ума русского, посему главное отличительное их свойство есть народность, состоящая не в подборе мужицких слов, или насильственной подделке под лад песен и сказок, но в сгибе ума русского, в русском образе взгляда на вещи. В сем отношении Державин народен в высочайшей степени». В 1843 г. в статье о Державине Белинский возвращается к этой мысли и уточняет ее, он говорит о поэзии Державина: «В ней уже слышатся и чуются звуки и картины русской природы, хотя и смешанные с греческой мифологией, в оригинальном взгляде на предметы, в манере выражаться»; у Державина Белинский отмечает «черты народности, столь неожиданные и тем более поразительные в то время». В оде «На счастье» «виден русский ум, русский юмор, слышится русская речь», в своих «шуточных» одах Державин «так оригинален, так народен и так возвышен…»
Перед Державиным, первым из русских поэтов в этом отношении, встал вопрос об изображении не вообще человека, а конкретного человека, и в частности человека данной национальной культуры. Национальное определение личности, открытое Державиным, разбивая антиисторизм, механистичность мышления классицизма, явилось одной из первых ступеней в восхождении литературы к социальному и историческому пониманию личности, реализованному Пушкиным. Это национальное определение личности, – прежде всего личности самого поэта, а за ней и других героев поэзии Державина, выразилось и в образах русской природы (см., например, «Осень во время осады Очакова»), и в картинах русского быта («Евгению. Жизнь Званская») и др., и в характерных оттенках самого идеала человеческих достоинств (размах, ширь, сила), и в демократизме самого героя (например Суворова), и в самом складе речи Державина.
Сочинение
Ломоносов был предтечею Державина; а Державин - отец русских поэтов...
В. Г. Белинский
Среди моих сверстников не встретишь людей, которые зачитывались бы поэзией Гавриила Державина. Тем не менее каждый школьник знает о его особой роли в русской литературе. В моем представлении Державин связывает далекий XVIII век, теряющийся в тумане \"старины глубокой\", и век XIX, совсем близкий, знакомый по стольким именам. Ведь, с одной стороны, Державин - младший современник Ломоносова, а с другой - тот, кто оценил одним из первых талант юного Пушкина.
Когда я читаю стихи Державина, у меня возникает сложное чувство. Что ни говори, для восприятия современного читателя эти стихи трудноваты: и обороты, и слова старинные, и от жанра оды мы успели отвыкнуть. Но мне кажется, что в них живет душа очень умного, ироничного человека - их автора. И еще я думаю, что человек этот был смелым экспериментатором в языке и литературе.
Возьмем хотя бы его известные оды. Посвящены они по большей части императрице Екатерине Великой. Но героиня самой известной из них названа Державиным Фелицей, что значит \"счастливая\", а не \"великая\" или \"мудрая\", как можно было бы ожидать. И действительно, эта \"царевна Киргиз-Кайсацкия орды\" велика именно тем, что счастлива и человечна. Ее достоинства в том, что она ходит пешком и ест простую пищу, разрешает самостоятельно мыслить и говорить правду. Словно для того, чтобы подчеркнуть ее простоту, рядом автор рисует и \"свой\" портрет\", на который, по его словам, \"весь свет похож\":
А я, проспавши до полудня.
Курю табак и кофе пью:
Преобращая в праздник будни.
Кружу в химерах мысль мою.
Хотелось бы особо отметить, что в своих одах Гавриил Романович Державин во многом отошел от правил классицизма. Так, в оде \"Фелица\" писатель смешал в одном произведении разные жанры, соединил оду с сатирой, резко противопоставив положительный образ царицы отрицательным образам ее вельмож. Под пером Державина ода приблизилась к произведению, правдиво и просто изображавшему действительность. Нарушая строгие правила классицизма, Державин отверг установившуюся в литературе теорию трех стилей Ломоносова. Таким образом он осуществил \"опрощение\", \"снижение\" высокого слога, приспособив его к нормам разговорного языка, далекого от утонченности светского дворянского салона.
Очень красочно характеризует эту державинскую особенность смешения высокого слова с низким Н В. Гоголь: \"Слог у него (Державина) так крупен, как ни у кого из наших поэтов; разъяв анатомическим ножом, увидишь, что это происходит от необыкновенного соединения самых высоких слов с самыми низкими и простыми.
И смерть как гостью ожидает,
Крутя задумавшись усы.
Кто, кроме Державина, осмелился бы соединить такое дело, как ожидание смерти, с таким ничтожным действием, каково кручение усов? (\"Выбранные места из переписки с друзьями\")
Обличая \"свет\" и придворную знать, поэт отмечает, что представители этого круга погрязли в суете, незаслуженных забавах и развлечениях, косности и непросвещенности. С удивительной прямотой и резкостью он высмеивает вельмож, которые кичатся своим высоким положением, не имея никаких заслуг перед страной. В оде \"Вельможа\" он пишет:
Осел останется ослом,
Хотя осыпь его звездами,
Где должно действовать умом,
Он только хлопает ушами.
В оде \"Властителям и судиям\" Державин рисует свой идеал государственного деятеля:
Ваш долг есть: сохранять законы,
На лица сильных не взирать,
Без помощи, без обороны
Сирот и вдов не оставлять.
Согласитесь, поместить в оду не восхваление, а критику своего общества - это довольно смело! К тому же, если повнимательней перечесть заслуги Фелицы и примерить их к Екатерине II, то некоторые строки могут показаться злой сатирой:
Стыдишься слыть ты тем великой,
Чтоб страшной, нелюбимой быть;
Медведице прилично дикой
Животных рвать и кровь их пить.
...И славно ль быть тому тираном,
Великим в зверстве Тамерланом,
Кто благостью велик, как бог?
Державин говорит это женщине, потопившей в крови восстание Емельяна Пугачева, взошедшей на престол после убийства своего мужа! Недаром в последних строфах он с горечью вопрошает, обращаясь к Фелице:
Но где твой трон сияет в мире?
Где, ветвь небесная, цветешь?
Этим поэт как бы подчеркивает, как мало соответствует Россия образу идеальной страны.
Мысль о величии простых человеческих чувств, а также о бренности всего земного пронизывает оду \"На смерть князя Мещерского\". Мне кажется это очень характерно для Державина - посвятить оду одному из своих знакомых, чье имя так и кануло бы в историю, если бы поэт не написал о его смерти. Жизнь делит людей на богатых и бедных, сытых и голодных, царей и подданных, а смерть равняет всех:
Глядит на всех - и на царей,
Кому в державу тесны миры;
Глядит на пышных богачей,
Что в злате и сребре кумиры;
Глядит на прелесть и красы,
Глядит на разум возвышенный,
Глядит на слезы дерзновенны,
И точит лезвие косы.
Интересно то, что в самые разные годы, в самых разных стихах у поэта прорывается тема смерти. Державин был отважным человеком. Он не робел ни перед царевым, ни перед вельможным гневом, ни перед пугачевскими разбойниками, ни перед бушующим Белым морем. Но его умение полнокровно жить и чувствовать, страстно переживать жизнь в слове, может быть, и не давало ему отвести взгляд от смерти. В своей удивительной оде \"Бог\" он говорит о своем понимании жизни, смерти, бессмертия, обращаясь к Создателю:
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое бессмертно бытие:
Чтоб дух мой в смертность облачился.
И чтоб чрез смерть я возвратился.
Отец! - в бессмертие Твое.
Размышляя о жизни и смерти, поэт в своих исканиях пришел к постижению истины через веру в Спасителя. Себе и другим в утешение он оставляет слова надежды:
Почто ж терзаться и скорбеть,
Что смертный друг твой жил не вечно?
Жизнь есть небес мгновенный дар;
Устрой ее себе к покою
И чистою твоей душою
Благословляй судеб удар.
И не случайно Гаврила Романович Державин очень много стихов написал именно о земных радостях и печалях, которые близки всем людям без исключения. Это \"Объявление любви\", \"Разлука\", \"Купидон\", \"Разные вина\" и другие. Их слог очень прост, ярок и доступен читателю XX века, как доступны описанные переживания: любовь, печаль, расставания, радости дружбы. В знаменитом послании \"Евгению. Жизнь Званская\" поэт противопоставляет суетную придворную жизнь, полную интриг, клеветы, и жизнь простую, деревенскую. Он так подробно, со вкусом перечисляет прелести званского житья, что тоже хочется побывать среди прекрасных пейзажей, искупаться в пруду, глядеть, \"как на воду ложится красный день\", и пить \"под небом чай душистый\". Мне кажется, что Державину было очень важно утвердить в умах своих читателей эти вечные ценности человеческой души может быть, даже в противовес уже привычным приоритетам, подчиняющим личность государству.
Согласно Державину, идея государственности не должна подминать под себя человека. В стихотворении \"Властителям и судиям\" он высказывает мысль о том, что закон должен быть не только справедливым, но и гуманным.
Без помощи, без обороны
Сирот и вдов не оставлять.
Несчастливым подать покров,
От сильных защищать бессильных,
Исторгнуть бедных из оков.
А далее поэт приходит и вовсе к крамольному по тем временам выводу: цари, эти \"земные боги\", на самом деле смертны, как и все, и так же подвержены страстям. Не правда ли, нужна большая смелость, чтобы так открыто восстать против произвола властителей:
Воскресни, Боже! Боже правых!
И их молению внемли.
Приди, суди, карай лукавых
И будь един царем земли!
Эта смелость обошлась поэту дорого, - он пережил ссылку, но о своих словах и делах он не жалел. Недаром в переложении оды Горация, получившем название \"Памятник\", поэт среди своих заслуг, обеспечивших ему бессмертие, отмечает прежде всего:
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге,
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о Боге
И истину царям с улыбкой говорить...
До сих пор не было сказано еще об одной важной теме поэта Державина. Русский солдат, русский народ является главным героем его победно-патриотических произведений. Русский народ в изображении Державина - защитник своей родины и освободитель порабощенных Наполеоном народов Европы. В оде \"На переход Альпийских гор\" поэт восклицает:
Воюет росс за обще благо,
За свой, за ваш, за всех покой.
Одним из мистических событий в русской литературной жизни, как мне кажется, явилась встреча \"старика-Державина\", признанного мэтра русской поэзии, и юного лицеиста Александра Пушкина, будущая слава которого затмит всех его предшественников. Сам Пушкин в своих воспоминаниях так описывал это событие: \"Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее... Державин был очень стар. Экзамен наш очень его утомил... Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен по русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи. Он слушал с живостью необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел мои Воспоминания о Царском Селе, стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отрочески зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом... Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять... Меня искали, но не нашли...\" Вот такая судьбоносная встреча двух великих поэтов, определивших своим творчеством важные вехи на пути развития русского национального языка и литературы.
Гавриил Романович Державин гордо верил в свое творчество, в его бессмертие, он писал: \"А я Пиит - и не умру\". И его пророческим словам суждено сбыться. Мы и сегодня читаем произведения Державина, отыскивая в них заветные строки:
Я любил чистосердечье,
Думал нравиться лишь им,
Ум и сердце человечье,
Были гением моим.
